Магнетрон - Страница 58

Издав низкий мелодичный гудок, машина плавно тронулась и, набирая скорость, стремительно помчалась по улице Герцена.

За рулем «Линкольн-Зефира» сидел технический директор Ленинградского электровакуумного завода Константин Иванович Студенецкий.

Студенецкий закупал в США оборудование у фирмы «Радиокорпорейшен». В СССР Студенецкий вернулся вместе с представителем фирмы мистером Френсисом, который должен был руководить монтажом американского оборудования в Ленинграде. «Линкольн-Зефир» — это был подарок фирмы Студенецкому.

Маленькие руки в замшевых перчатках уверенно держали руль.

Вверх, вверх, вверх,
Стремиться надо вверх! —

чуть слышно напевал Студенецкий.

У мистера Френсиса были круглые карие, близко посаженные глаза, нависшие над глазами густые черные брови. В его облике было что-то птичье. Когда Френсис оборачивался к Студенецкому или заглядывал в окно, могучие ватные плечи его летнего пальто топорщились подобно коротким, широким, закругленным крыльям.

Чуть слышно шурша колесами, «Линкольн» выехал на Невский проспект, отсюда свернул на набережную Невы. Здесь, обратив внимание Френсиса на красоту рисунка решетки Летнего сада, Студенецкий рассказал анекдот об англичанине, который прибыл сюда на своей яхте из Лондона, чтобы взглянуть на эту решетку. Удовлетворив свое любопытство, лондонский яхтсмен, не теряя времени на знакомство с городом, повернул румпель, и яхта пошла обратно в Лондон.

По своему обыкновению, Константин Иванович дал собеседнику время полностью оценить шутку и затем обернулся, чтобы посмеяться вместе с ним.

Но Френсис не смеялся. Возможно, он даже не слышал истории про Летний сад и англичанина. Он смотрел в окно. Проследив направление его взгляда, Студенецкий увидел убегающие из-под колес старинные деревянные торцы мостовой, старомодный, немыслимый в Америке, трамвай, колоннаду с облупившейся штукатуркой, женщин в платках и мужчин в порыжевших картузах и старых кепках.

Френсис был здесь не впервые. Юношей он сопровождал отца, приезжавшего сюда, когда город еще назывался Петербургом. Целью поездки было, по словам старика, «кое-что продать, кое-кого купить». Френсис был здесь с отцом и позже, когда у города было новое имя — Петроград. Френсис побывал здесь и в те дни, когда на стенах домов красного Питера рабочий в красной косоворотке и в шапке «богатырке» с алой звездой, указывая пальцем на каждого проходящего, кричал с гигантского плаката:

ТЫ ЗАПИСАЛСЯ ДОБРОВОЛЬЦЕМ?

«То есть „пойдешь ли ты по доброй воле умирать?“», — перевел Френсису содержание надписи один его приятель француз.

По мнению большинства тогдашних иностранных наблюдателей, Красная гвардия, состоящая из некадровых, голодных, полуодетых добровольцев, не способна будет оказать сопротивление регулярным, отлично экипированным войскам западных стран. Френсис и его приятель с искренним сочувствием смотрели на этого так хорошо нарисованного добровольца в красной рубахе, обреченного на смерть.

Позже Френсис еще раз побывал в России — со знаменитой американской миссией АРА. Он и его товарищи любовались тогда мастерским изображением старика крестьянина — длинного, высохшего, высоко вскинувшего руки.

Внизу стояло одно-единственное слово:

ПОМОГИ!

«У нас в Штатах можно было бы сделать не один миллион с подобной рекламой», — сказал руководитель миссии, когда Френсис, который к тому времени уже достаточно хорошо читал по-русски, перевел ему надпись.

«Не будь засухи и голода в Поволжье, не была бы сотворена эта поразительная по своей экспрессии фигура», — задумчиво произнесла одна из дам, сопровождавших миссию.

Теперь, двенадцать лет спустя, покачиваясь на сиденье комфортабельной машины, Френсис мог вполне оценить то, чего сейчас не видел Студенецкий, глядевший на проржавевшие водосточные трубы, на заплаты толя, лежащие на ветхих крышах.

«Та самая Россия, — думал Френсис, — которая всего десять лет назад, окоченевшая, голодная, тифозная, казалось, вот-вот сойдет навсегда с беговой дорожки истории, теперь явно выходит в число лидеров всемирного дерби».

Машина прошла по мосту через Неву и выехала на широкое, ровное шоссе, обстроенное новыми домами.

Полосатая палочка милиционера поднялась, и великолепный «Линкольн» резко затормозил, уступая дорогу пузатым, кривоногим сельским лошадкам, которые не спеша цокали подковами.

— Я бы пугнул их, — сказал Френсис. — Было бы весело.

— Власти надо подчиняться, — отозвался Студенецкий, кивнув на молоденького румяного милиционера с поднятым жезлом.

Милиционер опустил руку. Машина скользнула в проезд под мостами, где расходятся Окружная и Приморская железные дороги. Еще один поворот — и перед Френсисом возникли высокие трубы электровакуумного завода, а затем и оранжево-красная кирпичная стена главного корпуса, на которой белым кафелем была выложена дата основания завода — 1911 год.

В обеденный перерыв, проходя мимо здания заводоуправления, Веснин и Муравейский увидели «Линкольн-Зефир», стоявший у подъезда. Михаил Григорьевич два раза обошел вокруг машины.

— Обратите внимание на окраску, Володя. Профан сказал бы, что это голубой цвет.

— Да идемте, Миша. Костя остался на время обеда у вакуумной установки. Надо его сменить.

— Нет, Вольдемар, это именно такой перламутрово-розовато-серый цвет погубил артель «Красная синька», которой в свое время руководил мой друг Сельдерихин. Это было после того, как его сняли с сиропа, и перед тем, как его бросили на гвозди.