Но в данном случае было ясно, что противники, встретившись лицом к лицу, не разгадали друг друга. Веснин вспомнил, что вообще-то Садокову и Васильеву еще не приходилось встречаться друг с другом. И Веснин с тревогой наблюдал, как каждый из них пытался наводящими вопросами выяснить, кем является его собеседник.
— Знаете, товарищ Веснин. — сказал Васильев, — ваш доклад перенесен с секционного заседания на пленарное. Вас хотят слушать все делегаты: вопрос волнующий, А вы когда докладываете? — обратился Васильев к Садокову, доставая программу конференции.
— Не трудитесь меня здесь искать, — улыбнулся Садоков, — я в идрах значусь. Вот тут это ясно сказано: «В среду после второго доклада идут сообщения с мест: Ахметов, Никифоров и др.». Др с точкой — это и буду я. А вы когда изволите выступать?
— А я, — смеясь, отвечал Васильев, — сразу после Веснина.
Садоков словно остолбенел. Рука с вилкой и куском бифштекса на ней остановилась по дороге ко рту.
— Вы… вы… вы, — наконец обретя дар речи, начал Садоков, — вы Васильев?! Я Садоков.
Улыбка исчезла с лица Васильева. Несколько секунд он остановившимся взглядом смотрел на Садокова, затем снова улыбнулся и сказал:
— Десять лет мы ведем с вами переписку. За эти десять лет жизнь показала, что можно строить по-вашему, можно и по-моему, а возможно, есть и другие, еще лучшие способы.
Садоков обмакнул бифштекс в горчицу, подхватил картофель и с нескрываемым удовольствием отправил все это себе в рот.
— Так давайте же выпьем! — сказал он, прожевав и обтерев рот салфеткой. — Выпьем за то, чтобы больше было у нас печей и больше хорошего металла.
— Печи всякие нужны, печи всякие важны! — подхватил Васильев, чокаясь с Садоковым.
— А право, здесь неплохое вино, — согрев бокал в руке, понюхав его и посмотрев на свет, сказал Садоков.
И Веснин и Васильев тоже посмотрели сквозь вино на свет, тоже понюхали, тоже похвалили и тоже выпили.
К себе в номер Веснин возвратился бодрой походкой и в наилучшем настроении. Он оторвал листок из своего делегатского блокнота, достал самопишущую ручку и начал письмо в Киев:
Милая мама и сестры!
Я нахожусь в очень благодушном настроении. Быть может, оттого, что в начале этих суток проезжал мимо Киева и уверен, что через неделю, проездом обратно, непременно буду у вас.
Веснин не удержался и добавил:
Обратите внимание: я пишу на бланке делегата Всесоюзного научно-технического совещания. Этот делегат — я.
Вышеназванный делегат получил шикарный номер в гостинице, очень плотно пообедал и теперь сидит у раскрытого окна и любуется морем. Здесь тепло, солнечно, приятный ветерок, и я представляю себе самые радужные перспективы магнетронных работ. Не может быть, чтобы из этого дела сделали форшмак.
Надеюсь, что письмо это придет к вам немногим раньше моего приезда.
Спасибо за «Акустику» Хладного. Это самая современная из всех известных мне книг о колебаниях…
Целую вас всех. Володя.
Веснин вышел на улицу, чтобы опустить письмо. На дверях магазинов уже появились таблички с надписью: «Закрыто».
«Как быстро прошел день! — подумал Веснин. — Весь этот день я мог бы провести в Киеве…»
Он миновал Приморский бульвар и стал подниматься вверх по ступеням широкой каменной лестницы.
На самом верху этой легендарной, знакомой ему по кинофильму «Броненосец Потемкин» лестницы он остановился. Внизу сияло море.
«Этот свет, исходящий от неба и моря, и трепет водяной поверхности, и шум, доносящийся снизу из порта, — всё это волны, — думал Веснин, — волны механические и электромагнитные волны, волны света и звука… Всякое движение в сопротивляющейся среде требует непрестанного подвода энергии…»
Мысли Веснина перенеслись к крейсеру «Фурманов». В его воображении возник четкий силуэт боевого корабля. Ему вспомнился утренний туман, который, поднимаясь, открывал взору грозный Севастопольский рейд.
— Здравствуйте, Владимир Сергеевич!
Веснин обернулся и увидел Илью Федоровича Мухартова в светлой чесучовой тройке, в шляпе-панаме. Усы шеф-монтера, по обыкновению, были лихо закручены, а на груди сияла цепь от часов с ключиком и брелоками Вера-Надежда-Любовь.
— Мы здесь с инженером Цветовским, — сказал Мухартов. — Не везет нам с Виктором Савельевичем. Куда бы я с ним ни выезжал, оказывается такая каша, что ее никак не расхлебать. Мы целую неделю тут сидим на радиостанции — все время обратные зажигания в выпрямителе.
Разговаривая, они прошли по аллее и вышли в парк к зданию Летнего театра.
— Совсем мы с Виктором Савельевичем приуныли, — продолжал свой рассказ Мухартов. — Узнали, что здесь Всесоюзная конференция открывается, и пошли посмотреть список участников. «Быть может, думаем, с кем-нибудь из специалистов удастся проконсультироваться». И вот в списке видим: «Веснин Владимир Сергеевич, Ленинградский электровакуумный завод»…
Мухартов вдруг замолчал.
Его внимание привлек молодой человек с рыжими бачками, в форме летчика гражданской авиации, который с точностью маятника шагал взад и вперед мимо входа в театр. Когда была произнесена фамилия Веснина, летчик остановился и уставился, как показалось Мухартову, на его собеседника, который, ничего не замечая, начал приводить аналогичные случаи аварий, называя вслух мощности, напряжения, заводы, города.