Магнетрон - Страница 153

153

— Когда я выздоровею, то у меня не станет времени для разговора с вами. А в интересах дела нам надо еще о многом договориться. Мы остановились на том, что цель, назначение предмета совершенно меняют исходные точки при оценке производственных и прочих затрат… Когда я начал продумывать конструкции многокамерных магнетронов, я должен был переучиваться наново. Я должен был забыть, вытеснить из памяти все те нормы, которые я много лет устанавливал для обычных генераторных ламп…

Веснин знал, что мощная генераторная лампа с водяным охлаждением анода, сконструированная Мочаловым в 1923 году, до сих пор служила образцом для конструкторов. И вот теперь сам же Мочалов говорит, что эти нормы надо вытеснить из памяти.

— Мне думается, — продолжал Александр Васильевич, — что тот, кто идет вперед, неизбежно противоречит себе и даже разрушает свой труд, в то же время продолжая его. И только из такой последовательно разрушаемой работы и создается прогресс. Не бойтесь уходить от того, что вы сделали, каким бы хорошим оно вам ни казалось.

— Что уж тут хорошего, — попытался усмехнуться Веснин. — После того как я побывал на ионосферной станции…

— После того как вы там побывали, — перебил Мочалов, — я полагаю, у вас появилось стремление попытаться сделать импульсный прибор на сантиметровых волнах.

Веснин низко опустил голову:

— Пока я даже отдаленного представления не имею, как к этому делу приступить…

Мочалов взял с подлокотника кресла тетрадь в синем переплете и положил ее на стол перед собой:

— У меня намечен ряд конкретных решений. Я хотел вас видеть для того, чтобы ввести в курс всего, что я уже успел сделать по многорезонаторным импульсным магнетронам. Это вам облегчит работу. И в дальнейшем мы с вами будем трудиться в тесном контакте, чтобы один не повторял напрасно работу другого. Этой тетрадью можете пользоваться совершенно свободно. Отдельные страницы я показывал Ронину, кое-чем делился с Горбачевым… Любой из этих людей всегда окажет вам содействие, если…

Глядя на серое с синеватыми губами лицо своего собеседника, Веснин ни за что не хотел принять этого «если», хотя смысл недосказанной фразы был ему до ужаса ясен.

Мочалов раскрыл тетрадь:

— Я обычно веду записи своих работ по темам. Календарного дневника я не веду. Здесь у меня собрано все, что относится к магнетронам. Скажу вам откровенно, тут есть мысли, которыми я еще ни с кем не успел поделиться…

Веснин весь подался вперед.

Перелистывая тетрадь, Мочалов останавливался на отдельных чертежах, формулах, глубоко задумываясь. Иногда он писал несколько слов тут же, на полях тетради.

Казалось, он совсем забыл о присутствии Веснина.

Страницы этой тетради в синем переплете были разделены жирной горизонтальной чертой на две части. Вверху — фигуры, схемы, наброски. Внизу — пояснительный текст и формулы.

Чем дольше смотрел Веснин на эти страницы, тем все более утверждался в мысли, что будто у настоящего великого человека непременно должен быть именно такой своеобразный почерк с наклоном вправо, с круглыми, почти печатными буквами.

Все чертежи, эскизы, наброски были выполнены четко, красиво. Кое-где даже была сделана растушевка с той свободой, как это видел Веснин на литографиях из технических сочинений Леонардо да Винчи.

На одной из страниц Веснин увидел чертеж, поразительно схожий с его собственным анодом, в котором резонаторы были выполнены по типу щель-отверстие. Под чертежом стояла дата: июль 1931 года.

— Александр Васильевич, почему тогда, на совещании, вы не сказали, что сами уже давно думали над этой проблемой, что у вас уже это было решено? — невольно вырвалось у Веснина.

— Я всегда стараюсь придерживаться правила не говорить «я думал». Вы, Владимир Сергеевич, построили прибор, вы хорошо теперь знаете, как велика разница между замыслами, расчетами и тем, что уже воплощено. На меня, — Мочалов улыбнулся, — аргумент «я думал», применяемый для доказательства в споре, право, производит всегда удручающее впечатление. Мне кажется, что этот аргумент не убеждает, а скорее обижает собеседника… Тем более, — продолжал Мочалов, — что над проблемой магнетрона думал не я один. Независимо от нас с вами работали и продолжают вести работу много людей. В частности, очень много сделал тот самый Ронин, которым меня попрекал тогда у вас на совещании Геннадий Львович Рокотов.

— Но, к сожалению, сейчас работа над магнетроном Ронину в тягость. Будет очень обидно, если он все-таки уйдет с завода, — сказал Веснин.

— Ронин работает на заводе? — оживился Мочалов. — И, скажите, он перевешивает свой табельный номер?

— В том-то и дело, что нет. Табельщица его просто изводит.

— Или он табельщицу.

— Откуда вы, Александр Васильевич; так хорошо знаете Ронина?

— Я очень люблю и уважаю Арнольда Исидоровича, — улыбнулся Мочалов, — но, увы, сработаться мы не смогли. Ронин пришел однажды ко мне в институт со своим проектом магнетрона. Если вы знаете Арнольда Исидоровича, если когда-либо беседовали с ним, то можете понять, как я был рад его приходу. И эта моя радость была эгоистической. Его искания совпадали с моими замыслами разработать конструкцию генератора сантиметровых волн. Мы договорились с ним легко и быстро. Он не требовал ничего, а отдать готов был решительно всего себя целиком без остатка. Условились, что у нас в институте он будет работать над практическим осуществлением своего предложения. Я не поскупился на оборудование. Устроил Ронина в своей личной лаборатории, выделил лучших монтеров и механиков института, прикрепил к нему одного из симпатичнейших наших сотрудников, молодого и очень способного инженера Олега Леонидовича Оленина, — вы его видели у нас в институте. Но когда наконец все громоздкое и дорогостоящее оборудование было смонтировано, Ронин заскучал. Он уверял меня, что теперь Оленин и один справится, что основное — это общая идея, общее направление, а остальное можно ведь просто вообразить… Оказалось, что Арнольд Исидорович увлечен новой идеей. Ему было неинтересно заниматься магнетроном, потому что он горел желанием построить резонансный линейный ускоритель заряженных частиц. Он пришел ко мне с томиком Джека Лондона. Ронина взволновал рассказ об островитянах Тихого океана, которые скользят на вздыбленных волнах морского прибоя. Он прочел мне вслух отрывок о том, как подобный древнему богу туземец с венком на голове опускал доску на гребень волны и сам, стоя на этой доске, скатывался с водяной горы, а волна все бежала вперед и несла его все скорей, скорей… «Мы построим волновод, — сказал Ронин, — и пустим в нем короткую электромагнитную волну. А эта волна понесет на своих скатах порции заряженных частиц — электронов, все ускоряя и ускоряя их. Как в ложечке она их понесет».

153