Магнетрон - Страница 135

135

Студенецкий поморщился, понюхал свой шелковый носовой платок.

— «И сказал мне Саади, великий пророк, — протяжно продекламировал он, пристально глядя на Муравейского: — если солнце восходит — иди на восток, если солнце заходит — на запад иди. Будет солнце всегда пред тобой впереди».

Муравейский счел за лучшее промолчать.

— Стыдитесь, молодой человек! — продолжал отеческим тоном Студенецкий. — Стыдно в наш романтический век, в эпоху торжества лучших идеалов человечества, быть таким циником!

Константин Иванович взял со стола свежий номер заводской многотиражки и показал своему собеседнику отчеркнутую синим карандашом статью.

Пережитки капитализма в сознании людей

В этом произведении Саня Соркин и Юра Бельговский, объединившись под псевдонимом Непримиримые, бичевали Муравейского и особенно муравейщину во всех ее проявлениях. Они доказывали, что позирование старшего инженера бригады перед фотокорреспондентом есть нарушение норм пролетарской этики, есть типичный случай махровой муравейщины. Статья заканчивалась призывом смелее выжигать и выкорчевывать отрыжки вчерашнего дня, которые мешают нам идти в светлое завтра.

— Что касается меня, — продолжал Константин Иванович, — то, понятно, я не имею обыкновения систематически просматривать популярный, рассчитанный на широкую публику, журнал Новости радио, и о существовании номера с портретом инженера нашего завода на обложке я узнал лишь из опубликованной сегодня статьи товарищей Непримиримых.

— Я мог бы подать на них в народный суд за диффамацию, — сказал Муравейский, — но, принимая во внимание их низкий культурный уровень, о котором можно судить по стилю статьи, я ограничусь жалобой в бюро ИТР. Это следует сделать не потому, что я оскорблен, а из чисто педагогических соображений. Чтобы впредь неповадно было.

Константин Иванович улыбнулся. И хотя Муравейский уже не надеялся на это, задание написать для справочника статью о тиратронах и газотронах он все же получил.

После этого разговора выступать в качестве соавтора статьи о магнетроне Муравейский считал несвоевременным.

Впоследствии Муравейский рассказывал:

«Старик заставил меня уступить свое первородство и не дал взамен даже чечевичной похлебки. Только уступая грубой силе обстоятельств, я сжег все, чему поклонялся, и поклонился тому, что сжигал…»

Покинув кабинет технического руководителя Завода, Муравейский заперся у себя в «аквариуме» и сочинил пространный меморандум в бюро секции ИТР. Михаил Григорьевич писал, что он не хочет упоминать о персональных выпадах и личных оскорблениях, которым он неоднократно подвергался со стороны лиц, скрывающихся под различными псевдонимами. Его лишь интересовала, как он утверждал, проблема травли молодых специалистов, получивших образование при советской власти, со стороны безответственных, дезорганизаторских элементов, что безусловно играет на руку врагам, поскольку подобная травля снижает с трудом завоеванный авторитет молодых товарищей.

На бюро ИТР это заявление разбиралось под председательством Рогова и при участии Азиды Никилинишны, которая доказывала, что термин муравейщина является личным и персональным оскорблением, а потому должен быть из обращения изъят.

В резолюции все же было отмечено, что в части позирования перед фотоаппаратом товарища Муравейского авторы статьи были правы и что этот поступок старшего инженера бригады нельзя назвать вполне этичным.

— Знаете, зачем мне понадобилась вся эта музыка с заявлением? — сказал после собрания Муравейский Веснину. — Чтобы поощрить Саню Соркина. Поверьте, этот юноша теперь убежден в неотразимости своих словесных стрел. Он непременно будет писать еще и еще, пока не допишется до того, что превратит меня в самого популярного человека на заводе. Когда он спохватится, будет уже поздно. Я стану недосягаемо знаменит.

Большие Медведицы

Ронин, обычно всегда не удовлетворенный результатами работы, сказал о новом магнетроне, что он самый мощный в мире. Начальник заводских лабораторий Аркадий Васильевич Дымов — «вакуумщик № 1», как его с уважением называли молодые инженеры, — заявил, что этот прибор самый интересный из всех, которые ему известны. В эти счастливые для себя дни Веснин получил письмо из Киева, из дому. Сестры Вера и Надя сообщали ему, что мать собирается взять отпуск и приехать в Ленинград. Веснин воспринял это известие, как еще одну большую и неожиданную радость.

Бывает иногда — самое пустое и бессодержательное, случайно услышанное слово начинает томить нас мучительным предчувствием. Но случается, что грозные, очень убедительные предостережения не производят никакого впечатления.

Просьба сестер непременно выяснить и сообщить, будет ли в октябре в Ленинграде известный хирург профессор Петров, показалась Веснину странной, но не встревожила его. Он знал, что мать не любит лечиться, и даже когда заболевали дети, она старалась как можно меньше давать им лекарств.

«И вот она теперь едет, чтобы посоветоваться с Петровым. О чем? О здоровье? — думал Веснин. — Это на нее вовсе не похоже. Тут должна быть другая причина. Но какая?»

Догадки и предположения, весьма тонкие, но совершенно невероятные, постепенно вытеснили из сознания Веснина жестокую правду, сквозящую между строк письма. Стремясь разгадать действительную, как он думал, причину предстоящего приезда матери, Веснин уходил все дальше от истины. Ему вспомнилось одно из давних писем Наденьки: Ты всегда был маминым любимцем. И хоть мама пытается это скрыть даже от самой себя, мы с Верой это хорошо знаем. Она таит от нас свою тоску по тебе. И если бы она могла оставить свою работу, то, верно, предпочла бы жить в Ленинграде с тобой… Письмо заканчивалось, как всегда, просьбой писать чаще.

135