Магнетрон - Страница 75

Технический директор собирался завтракать. Перед ним стоял поднос со стаканом простокваши, яблоками и печеньем. Алла Кирилловна доложила, что инженер Веснин из лаборатории просит принять его. Отодвинув поднос с завтраком, Константин Иванович встретил Веснина с сердечной любезностью человека, задумавшего сделать неприятность и уже частично осуществившего это желание.

Студенецкий любил всякое дело доводить до конца, и он был бы искренне огорчен, если бы Веснин, не явился к нему в качестве ходатая за Костю. Теперь же, поскольку Веснин пришел, Константин Иванович мог не спеша насладиться красотой и справедливостью своего поступка, имеющего видимость абсолютной административной справедливости и даже великодушия.

— Я должен был бы в приказе упомянуть и вас. Вы занялись в лаборатории завода тематикой, не имеющей прямого отношения к профилю нашего предприятия. Вы предприняли работы, связанные с затратой своего и чужого рабочего времени, а также с расходованием материалов, не поставив об этом в известность ни своего непосредственного начальника инженера Дымова, ни администрацию завода. Как технический директор я, по вашей милости, при первом же обследовании мог бы попасть в положение человека, не знающего, что творится в его собственном доме. Простите меня, я сам назвал бы такого директора пентюхом. Да-с, пентюх, настоящий пентюх, если не знаешь того, что делается у тебя под носом.

Константин Иванович съел простоквашу с печеньем, погрыз яблоко и позвонил, чтобы убрали посуду. Когда буфетчица вышла, технический директор снова заговорил — правда, уже значительно более умиротворенным тоном. Поев, человек не может сразу говорить резко.

— Мой первый патрон, — начал Константин Иванович, облизав губы и расправив усы, — бывший фабрикант электрических машин, некий Глебов, всякому инженеру, которого хотел взять к себе на работу, задавал вопрос: «Когда кончили?» Глебов придерживался правила — не брать на работу людей, только что кончивших высшее учебное заведение. «Эти молодые люди, — говорил мой бывший патрон, — привыкли, чтобы их обслуживали». После того как в течение стольких лет множество людей в высшем учебном заведении тебя обслуживает, трудновато сразу перестроиться и самому начать кого-то обслуживать, работать, считаясь не с собственным расположением духа, а с делом, к которому ты приставлен.

Константин Иванович видел, что Веснин порывается развернуть и показать ему чертеж, который он принес с собой и держал свернутым в трубку. Нетерпение Веснина поскорее представить заранее подготовленные оправдательные доводы только подзадоривало Студенецкого. И он говорил нарочито длинно, пространно, не скупясь на примеры. Торопиться Константину Ивановичу было некуда. Перед ним лежала пачка писем и отношений, которые ему только что принесла для подписи Алла Кирилловна.

Некоторые бумаги технический директор подмахивал толстым красным карандашом, ставя вместо подписи загогулину, другие подписывал небрежным Кс, иногда К. Студ, изредка К. Студенец. Один раз он отложил карандаш, взял ручку и вывел тщательно, с нажимом: Конст. Студенецкий.

«Настоящий вельможа, — сдерживая улыбку подумал Веснин. — Одних едва удостаивает взглядом, перед другими снимает шляпу, третьим отвешивает поклон, касаясь шляпой земли».

Эти наблюдения несколько отвлекли Веснина от цели его визита, и он пропустил мимо ушей мораль, которую ему читали.

«Предположим, я сижу в театре, а Константин Иванович играет роль добродетельного резонера», — говорил себе Веснин.

Вряд ли молодой инженер был бы так спокоен, если бы знал, что в эту минуту «добродетельный резонер» подписывает документ, имеющий самое непосредственное отношение к воображаемому зрителю. Это было письмо начальнику главка Дубову. В письме говорилось, что в целях передачи опыта Омскому аппаратному заводу, который осваивает новый вид продукции, а именно — сварочные прерыватели, Ленинградский электровакуумный завод может откомандировать на постоянную работу в Омск инженера Веснина, который вел у нас эту тему.

Для того чтобы подписать именно это послание, Константин Иванович набрал в самопишущую ручку свежих чернил и начертал: Конст. Студенецкий. Положив перо, он ласково взглянул на Веснина и зажурчал о том, что его бывший патрон — электропромышленник Глебов — считал весьма полезным для начинающих инженеров, чтобы судьба вынуждала их по нескольку раз менять место работы. «Это учит их реально относиться к вещам», — якобы говорил Глебов.

— В школе молодые люди привыкают думать, будто уважительная причина равноценна положительному результату, а мечта равна делу, — продолжал Студенецкий. — Мы, практики, не интересуемся уважительными причинами, а принимаем во внимание одни лишь результаты. Нам нужно производить, давать продукцию. Хорошими идеями не отделаешься. Я могу приветствовать смелые идеи, — Студенецкий указал на кальку, которую Веснин все еще держал свернутой в трубку, — я ценю оригинальные начинания, если все это хотя бы в перспективе может принести пользу заводу, на котором мы оба с вами работаем. Но что может дать превращение насекомых в металлические тела? У нас не Академия наук, а завод.

Веснин молча перекладывал из руки в руку чертежи магнетрона и продолжал, не возражая ни слова, слушать поучения Студенецкого.

— Признаюсь… — говорил Константин Иванович, наслаждаясь одновременно досадой Веснина и плавностью собственной речи, — признаюсь, в первую минуту, когда я диктовал приказ об увольнении совершенно недопустимо ведущего себя слесаря вашей бригады, у меня было желание в этом же приказе упомянуть и вас и вашего шефа, инженера Муравейского. Но ведь не зря же сижу я в своем кабинете, как паук в центре своей паутины. Ко мне сходятся все нити. Я все вижу, все ощущаю. — Он протянул в стороны свои небольшие крепкие руки, выставил вперед круглую бороду. Серые, не по-стариковски острые и светлые глаза смотрели прямо и пронзительно. — Да, сидя здесь, в центре своей паутины, я все знаю, все вижу. Вы, молодой человек, отлично справились с переделкой сварочного прерывателя. Муравейский отлично справляется со своей бригадой. И я как администратор решил не выводить вас обоих из душевного равновесия слишком суровым наказанием, каким было бы упоминание в приказе.