Магнетрон - Страница 232

232

— Я не знаю, как он играет сейчас, — сказал Веснин, — но мальчиком я видел его в роли Гамлета. Он и тогда уже был довольно толст, но фехтовал отлично и все его движенья были живы, а голос мне и теперь нравится.

— Когда актер работает постоянно в одном театре, — сказала Рита, — то чем он становится старше, тем больше ценят, уважают его в коллективе. А этот гастролер думает лишь о себе, и потому противно слушать, когда он пытается поучать отношению к искусству.

— Через две минуты мой выход, — спохватилась Гонерилья.

— Мы будем рады видеть вас здесь в следующем антракте, — милостиво улыбнулась Веснину величественная Регана.

Когда молодые люди вышли из актерского фойе, Сидоренко сказал:

— Говоря откровенно, я не узнал бы Риты, так же как и она не узнала меня. Но с той минуты, как она отчитала своего короля, я уже никогда не смогу ее позабыть. Если бы ты только знал, Володя, какие прелестные она мне писала письма! Через каждое третье слово поминает систему Станиславского, Комиссаржевскую… Одним словом, видно, что человек действительно горит. Осенью она будет держать конкурсный экзамен в студию Московского народно-героического театра.

Анатолий Сидоренко

Веснин, слушая товарища, думал о том, что тот только вчера был на Владимирской улице, видел Веру, Надю, мать…

— Ты что так уставился на меня? — спросил Сидоренко. — Смотришь, как Ронин на табельную доску… Ты не обижайся. Это у нас поговорка такая. Ронин, в сущности, милейший человек, только на человека не похожий.

— Ты знаешь Ронина?

— Как, и тебе знакомо это примечательное явление? До чего узок мир!

— Да, — сказал Веснин, — если говорить об узком мире людей, интересующихся электромагнитными волнами, то Ронин явление в этом мире весьма примечательное.

— Еще бы! — подхватил Сидоренко. — Я тебе расскажу, как я с ним познакомился. У нас на аэродроме некий Рокотов испытывал новый обнаружитель самолетов, основанный на улавливании инфракрасного излучения от мотора. Вообще чепуха ужасная, но с такими наукообразными предпосылками, что сразу не раскусишь. Ронин для этого прибора что-то вычислял и в течение довольно длительного периода почти ежедневно приходил на аэродром обрабатывать измерения. Несколько раз он поднимался со мной в воздух. Доцент Рокотов появлялся на аэродроме не чаще, чем раз в две недели, обычно в дни получек. Он числился руководителем этой работы и регулярно расписывался в ведомости на получение зарплаты…

Раздался звонок к началу следующего акта. Молодые люди снова не пошли в зал — так увлечены они были разговором.

— Ронин, как я выяснил, — продолжал Сидоренко, — в штате не состоял, зарплаты не получал, а работал из чистого интереса к науке. Его шеф, то есть Рокотов, предполагал, что институт заключит с Рониным трудовое соглашение и эту работу оплатит. Рокотов считал, что он это сумеет оформить задним числом. Словом, короче говоря, бухгалтерия института наложила свое запрещение на это предполагаемое соглашение. Работы прикрыли. Рокотову не так-то уж плохо пришлось. Он продолжал числиться в штате и получать зарплату. Но каково Ронину? Вот Рокотов и говорит Арнольду Исидоровичу: я, мол, из своих личных средств вам оплачу. Сказать: «Я расписался за вас в ведомости, возьмите ваши деньги» — он не мог. Он выше лжи. Ронин, как следовало ожидать, отвечает: «Что вы, какая может быть речь о ваших личных деньгах! Ведь вы работали для государства». А сам стоит под дождем в драных брезентовых туфлях.

Веснин вспомнил, что видел на ногах Ронина пилотские унты, что на стене в его комнате висела шинель с голубыми петлицами…

— Так это ты экипировал его?

— Слушай, — перебил Веснина Сидоренко, — а помнишь наш последний коробчатый змей, как он у нас в колодец упал и мы его гирькой с крючком хотели выудить?

— Это ты гирьку придумал, — засмеялся Веснин, — ты всегда изобретателем был. Я, помню, хотел связать пояса и спуститься.

Тут опять зазвенел звонок. Начался антракт, и Сидоренко побежал за кулисы.

К началу следующего действия приятели пошли в зрительный зал. Но они сидели в разных рядах, и каждый смотрел спектакль отдельно.

Когда поднялся занавес, на сцену вышли два человека в очень коротких и широких штанах и шелковых чулках. Поговорив между собою, они ушли. За сценой начали перекатывать на куске листового железа картошку. Веснину показалось, что гром звучит весьма натурально. Досадно было лишь то, что молния начинала сверкать после ударов грома.

Но вот на сцену вышел выгнанный своими дочерьми король, подаривший им свое королевство. На нем уже не было ни зубчатой короны, ни мантии. Так гремевший за кулисами старик теперь говорил почти шепотом, но каждое произнесенное им слово было отчетливо слышно Веснину:

…Гром небесный.
Все потрясающий, разбей природу всю,
Расплюсни разом толстый шар Земли
И разбросай по ветру семена,
Родящие людей неблагодарных!

В последнем антракте Сидоренко подошел к Веснину:

— Володя, не откажи в любезности. Пойдем сегодня после спектакля в ресторан. Я хочу пригласить Риту. Мне кажется, будет хорошо пойти нам всем вместе. Ты ведь умеешь рассуждать на эти тонкие темы, вроде сценической внешности и вообще о Гамлете…

После спектакля Веснин и Сидоренко, как было условлено, стали у актерского выхода. Рита вышла к ним немного расстроенная:

232