Магнетрон - Страница 178

178

Луна становилась все тоньше, все прозрачней.

С большим трудом бронзовый юноша осадил вздыбленного коня. Укротитель упоен борьбой с опасностью. И вот непокорный конь обуздан.

Все четыре скульптурные группы «Укротителей коней» теперь резко выделялись на побелевшем от зодиакального света ночном небе.

«Все, что возможно, должно быть сделано, — сказал себе Веснин. — Невозможное сегодня станет доступным завтра, — вспомнил он слова своей матери. — Надо работать, работать, не оглядываясь назад, не забегая вперед. Работать систематически изо дня в день».

Родимся на смерть, умираем на жизнь

Когда Веснин вошел в подъезд своего дома, было уже около полуночи. На лестничной площадке третьего этажа, на голубой скамеечке, кто-то отдыхал. Занятый своими мыслями, Веснин прошел мимо прямо к двери своей квартиры, даже не взглянув на сидевшего.

— О, черт возьми, наконец-то! — услыхал он за спиной густой бас.

Обернулся, да так и остановился, не веря своим глазам.

Перед ним в ладно сшитой шинели, в фуражке с золотым шитьем был командир БЧ-2 Никита Степанович Рубель.

На скамейке стоял аккуратный небольшой коричневый чемодан. Перед чемоданом лежали две пустые бутербродницы и плоская и тоже уже пустая дорожная фляга.

— Часа два жду, честное слово! Вот и поужинал тут, как беспризорник.

Зайти Рубель наотрез отказался.

— Мне уезжать «красной стрелой». Идемте пешком на вокзал. Дорогой поговорим.

Рубель рассказал, что приехал больше недели назад. Хотел в первый же день найти Веснина на заводе, но было уже позднее время, конец первой смены, и пропусков не выдавали.

Он решил ждать у проходной завода. Там стояли еще двое моряков — старшины, один летчик-лейтенант, сержант пехоты и порядочно молодых людей в штатском.

— К каждому подходили их девушки, а я все ждал и ждал вас. Понимаете, — улыбнулся Рубель, — у меня уже годы не те и чин немного побольше. Чувствую, что чертовски неловко стоять с этими юнцами перед проходной, да очень хотелось повидать вас. Тут подходит ко мне одна из ваших работниц и спрашивает: «Вы, должно быть, Клавдию ждете? У них сегодня общецеховое комсомольское собрание. Кончится, наверно, поздно. Но если у вас есть билет в кино лишний, я с удовольствием пойду с вами». Потом я дозвонился в конце концов в лабораторию и узнал, что вы в командировке. Послал вам письмо на завод. Но, не дождавшись ответа, решил рискнуть: узнал в адресном столе ваши координаты и пошел, как говорится, «на ура».

Рубель и Веснин вышли на Невский проспект. В те годы еще не было свободной торговли, была карточная система распределения товаров, витрины магазинов не сияли обилием огней, и потому плакаты кинотеатров казались особенно яркими. На окруженных гирляндами разноцветных лампочек афишах был изображен Чапаев в папахе и бурке верхом на коне.

— Видели вы этот фильм? — спросил Рубель. — Я смотрел два сеанса подряд. Плохой я ценитель искусства, но думается мне, что эта вещь замечательная. Здесь говорится о жизни и смерти. Смотрел картину и вспомнил, как меня дед на германскую войну провожал. «Не бойся, говорит, умереть. Мы рождены на смерть, а умираем на жизнь». Он это, конечно, по-своему понимал. А я теперь понимаю это, как нас диалектика учит..

— Да, да, — отозвался Веснин, — уже в самом понятии рождения заключено понятие смерти.

— Жизнь, Владимир Сергеевич, — это лишь один миг. До нас жили, работали, мыслили. Не в один век, не в одно тысячелетие человек научился считать звезды, видеть дно морское, проникать в недра атома и в миры, лежащие вне нашей вселенной. И мы с вами умрем. Но думать надо не об этой короткой жизни и не о той несуществующей загробной, которую подразумевал мой дед, а о той жизни, которой живет Чапаев и которой будет — несомненно, будет! — жить Мочалов.

— Я только что был у него дома, — сказал Веснин.

— Я был третьего дня на похоронах, — отозвался Рубель.

За столиком в ресторанном зале Октябрьского вокзала, под пальмой, которая казалась сделанной из крашеной жести и войлока, под шум джаза, прерываемого далекими гудками паровозов, Рубель и Веснин говорили осенью 1934 года о лучах, которые пройдут через дым и туман, так горячо, словно магнетронный генератор сантиметровых волн должен был пойти на вооружение армии и флота не позже, чем завтра.

— Дело здорово продвинулось с того времени, как мы с вами беседовали в моей каюте на борту крейсера «Фурманов». Впрочем, оно, оказывается, двигалось и до нашей встречи и сейчас идет все вперед. Но я тогда этого еще не знал. Мы, эксплуатационники, ведь бываем в курсе только того, что уже принято на вооружение. То, что еще разрабатывается в исследовательских институтах, не всегда доходит до нас. В наших отечественных лабораториях, оказывается, давно велись опыты по созданию коротковолновой аппаратуры для решения задач навигации и артиллерийской стрельбы: Я здорово отстал, и мне придется опять учиться, учиться… и, пожалуй, покрепче, чем меня в свое время учил Алексей Николаевич Крылов. Радиометоды все шире входят в практику. Развилась новая наука — радионавигация. Аппаратура для радио-обнаружения все совершенствуется. Строятся радиомаяки. Теперь научились точно определять радиоволнами расстояние до объектов — это радиодистанциометрия. Наконец, есть уже приборы, которые могут дать наблюдателю координаты цели, лоцировать цель — это радиолокация. Это пока все аппаратура на волнах длиной в несколько метров. И теперь я вижу, как важно применить более короткие, сантиметровые волны. Сантиметровые волны не только в огромной мере повысят точность, они облегчат борьбу с вражескими помехами. Ведь на каждое радиосредство можно создать метод противодействия. Мы должны быть всегда впереди…

178