Магнетрон - Страница 174

174

— Действительно, — смутился Веснин, — я этого тогда сразу не сообразил. Конечно, я должен был исправить разъединители, а не Илья Федорович. Да, его ни в коем случае нельзя было допускать…

Технический проект

Когда полгода назад Веснин вернулся в Ленинград из Севастополя, ему до того не терпелось хоть с кем-нибудь поделиться мыслями о всевидящих лучах, что он прямо с вокзала, не заходя домой, поспешил на завод, хотя рабочий день уже подходил к концу.

Его мысли были смутны тогда, понятия расплывчаты. Ему необходимо было говорить о лучах, чтобы самому себе уяснить суть поставленной задачи.

Иные чувства владели им сейчас. Он возвращался с четкой идеей проекта нового, совершенного генератора. За обратную дорогу со станции Медь, к моменту прихода поезда в Ленинград, у Веснина был продуман до мельчайших деталей проект мощного импульсного магнетрона. Веснин стремился как можно скорее попасть к себе домой, сесть за свой письменный стол, чертить, записывать, оформлять расчеты…

Во время монтажа цеха цельнометаллических ламп у Веснина накопилось много часов переработки. За переработку полагались отгульные дни. Он до сих пор не думал об этом, ему не нужны были эти дни. Наоборот, ему не хватало времени для лабораторных опытов с генератором. Но сейчас Веснин с радостью вспомнил об этих выходных, которые он мог использовать для работы над своим новым проектом. Ему не терпелось посмотреть, как все это будет выглядеть в строгом инженерном чертеже, со всеми точными техническими расчетами.

Простившись со своими спутниками, Веснин тут же, на вокзале, позвонил по телефону-автомату на завод, начальнику лаборатории Дымову. Аркадий Васильевич не возражал, чтобы Веснин не выходил на работу до следующей шестидневки, до четверга.

Веснин тут же хотел позвонить Мочалову. Несомненно, Александр Васильевич предложит много новых идей; возможно, его слова коренным образом повлияют на оформление инженерного проекта… Но Веснин вспомнил выражение лица Мочалова, с каким он произносил слова: «Я думаю, я предполагаю», и не посмел звонить. Ведь до тех пор, пока все не подтверждено расчетом, пока нет точного чертежа со всеми размерами, Веснин мог говорить только о своих предположениях.

Он решил, что принесет Мочалову готовый проект. Возможно, что Мочалов этот проект забракует. Но прийти с проектом, сделанным самостоятельно, достойнее, чем снова являться только с неопределенными, неоформленными предложениями.

С каким снисходительным равнодушием отнесся тогда, при первом знакомстве, в Тресте слабых токов, великий ученый к жалкому чертежу на обороте скорбного листка! Воспоминание о своих тогдашних убогих рассуждениях жгло Веснина до сих пор.

Теперь молодому инженеру хотелось доказать, что он уже не тот наивный, неграмотный конструктор, каким он был, когда еще только начинал заниматься сантиметровыми волнами. Веснину хотелось удивить Мочалова законченной, совершенно самостоятельной работой. Да, он придет к Александру Васильевичу теперь не для обсуждения еще одной неясной, технически не оформленной мечты, а с проектом, доработанным до мельчайших деталей, с проектом, оформленным по всем правилам.

На лестничной площадке третьего этажа, перед дверью квартиры, в которой жил Веснин, стояла небольшая скамья. Она была поставлена недавно, по ходатайству жильцов верхних этажей, чтобы старики и дети, взбираясь по лестнице, могли отдохнуть. Почти всегда на этой скамейке сидел, болтая ногами, кто-нибудь из младшего поколения жильцов не потому, что они нуждались в отдыхе, а оттого, что им очень нравился самый процесс отдыха.

Увидев Веснина, один из этих мнимо отдыхающих крикнул:

— Дяденька «Достань воробушка» приехал!

И сам, первый испугавшись своей дерзости, кинулся наверх.

Веснин поставил чемодан на опустевшую скамью, вынул из кармана ключ и отпер дверь.

В передней было тихо и темно. Веснин повернул выключатель. При свете двадцатипятиваттной лампочки Веснин увидел, что вешалки были пусты, подзеркальник казался бархатным от пыли, над зеркалом висела паутина. В кухне на плите валялись пустая опрокинутая кастрюлька да сломанный, тоже пустой, коробок из-под спичек.

Веснин сам не знал, почему медлит, отчего не идет сразу к себе в комнату. Уныние овладело им от вида этой неубранной кухни, от передней, в которой не висело ни одного пальто.

Но в комнате он сразу повеселел. Окно выходило на юго-восток, и потому в этот час здесь было очень светло и от солнечных бликов даже уютно. Мексиканский кактус «опунция», который оставила ему мать, зацвел крупными, яркими цветами. Это было тем удивительней, что земля в горшке была совершенно суха. Кактус чувствовал себя превосходно без поливки.

«Если вспомнишь о нем хоть раз в две недели — ему и того будет довольно», — говорила мать.

У себя на столе Веснин нашел записку Рогова:

«Владимир Сергеевич!

Хотел тебя пригласить на свадьбу, тем более что Любаша очень просила, но не посмел докучать тебе. Ты был в тот вечер сам не свой, собирался в дорогу, собирался к Мочалову. Ждем тебя у себя после возвращения. Мы будем жить пока у Ильи Федоровича.

Любаша говорит, что все равно будет везде называть себя по-прежнему — Мухартовой, Роговой быть ей не нравится.

Приходи непременно к нам домой. У нас обоих месячный отпуск.

Жму руку. Твой бывший сосед Григорий».

174