Магнетрон - Страница 118

118

— Хотят похоронить по третьему разряду, — сказал Кузовков Болтову.

— Генератор коротких волн, — продолжал Фогель, — тема настолько большая, что за ней спряталось много маленьких людей, которые не хотят идти в цех и давать программ. И мы вместо канва часто имеем канава.

Затем Фогель стал обвинять Дымова, что тот в лаборатории поощряет работу над фантастическими темами, что руководимый Дымовым отдел смело можно было бы назвать «отделом имени Жюля Верна», а тем временем идет брак, наносятся убытки производству.

Дымов свою речь начал с того, что сообщил собранию о том, как, идя сюда, дал себе слово не вступать в пререкания с администрацией:

— Но нет той воды, которая могла бы нас с Августом Августовичем Фогелем разлить.

Высказав свое мнение о необходимости продолжать работу над магнетроном, Дымов упомянул о хунте, то есть совещании в городе Саламанка в 1491 году, где решался вопрос об экспедиции Христофора Колумба.

— Один достопочтенный муж, — говорил Дымов, — очень логично возражал на этом собрании против возможности существования людей на Западном полушарии: «Если бы они там действительно жили, то вынуждены были бы ходить вверх ногами и вниз головой, что безусловно противно воле господа». И ваш суп из топора, Август Августович, подобен средневековому скептицизму упомянутого испанского ученого мужа пятнадцатого века.

Кузовков в своей речи также оттолкнулся от высказываний Фогеля:

— Август Августович утверждает, что работа над магнетроном сегодня ничего не дает производству. Но мы… э… не можем заниматься исследованиями, как выездами на пожар. Производственники нарушают технологию, идет брак, нас вызывают, как скорую помощь.

Кузовков стал приводить примеры того, как лаборатория помогает производству. Жуков прервал его и попросил придерживаться темы совещания.

— Мы… э… должны заниматься также работами дальнего прицела, — продолжал Кузовков. — Мы обязаны брать прицел по линии генерального развития техники. Наши цели исследований… э… Цель теории не только объяснять, но и предсказывать… э… цели, которые кажутся далекими от целей производства. Эти цели…

Зацепившись за это злополучное слово «прицел» и его производные, он уже не мог от них оторваться.

Воспользовавшись паузой, Студенецкий вставил замечание:

— Хватит прицеливаться, товарищи теоретики! Пора когда-нибудь открыть огонь, начать стрелять.

Смущенно приглаживая хохолок на затылке, Кузовков сел на свое место.

Начальник отдела генераторных ламп инженер Цветовский все так же внимательно читал книгу об авариях в рудодобывающей промышленности. Когда Кузовков замолчал, Цветовский вдруг захлопнул книгу и попросил слова. Реплику Студенецкого о необходимости когда-нибудь начать стрелять он принял на свой счет. И Цветовский посвятил свое выступление самооправданию:

— Естественно, что генераторные приборы должны разрабатываться в нашей бригаде. И то, что магнетроном занялись в бригаде Муравейского, — это досадная случайность. То есть, вернее сказать, это не случайность, а иллюстрация того, как нерационально получается, когда отделы отвлекаются от своих прямых обязанностей и дублируют работу других отделов. В последнее время мы не занимались магнетроном, но много раньше, еще до прихода товарища Веснина на завод, мы думали над этой проблемой.

Академик Мочалов улыбнулся, услыхав это патетическое «мы думали».

— У нас строились еще до Веснина многоразрезные магнетроны — и шести-, и восьмиразрезные, — продолжал Цветовский. — И я не вижу никакой принципиальной разницы между этими приборами и многорезонаторным магнетроном Веснина…

— Виктор Савельевич, — перебил Цветовского Дымов, — ну как вы можете многорезонаторный магнетрон смешивать с многоразрезным! Разрезав анод на много частей, вы еще ничего хорошего не получили. И не получите, если будете, как это делали до сих пор, собирать все отрезки анода к одному общему резонатору. А вот когда Веснин поместил в каждый разрез анода отдельный резонатор, то получилось нечто иное — многорезонаторный анод выдерживает огромные нагрузки, дает большую колебательную мощность… Посмотрите на этот прибор! Это так прекрасно, что можно заплакать…

Впрочем, было ясно, что Дымов плакать не собирался, а намерен был кого-то другого довести до слез. Грохот выроненной Цветовским книги об авариях прервал страстную речь Дымова.

Слушая прения по своему докладу, Веснин сделал весьма интересное наблюдение относительно глухоты профессора Вонского. Почтенный эксперт Бюро новизны демонстративно отключал микрофон, если хотел показать, что данный вопрос его не интересует, что он с оратором несогласен. И, наоборот, он нацеливался своим аппаратом прямо в рот говорящему, если тот лил воду на его мельницу. Нестор Игнатьевич вовсе не был так глух, как о том рассказывал Веснину Кузовков.

Кузовков был первый, кого Жуков попросил держаться в своей речи ближе к теме сегодняшнего совещания, но, увы, не единственный. Многие из выступающих, легко оттолкнувшись от магнетрона, сворачивали на узкую дорожку интересов своего отдела, цеха, говорили лично о себе. Некоторые в своих выступлениях занялись общими проблемами критики и самокритики.

Начальник отдела технического контроля Акопян заявил, что ему кажется, будто он попал на какое-то шаманское празднество. Все бросаются какими-то волшебными словами, думая, что чем больше непонятных терминов, тем убедительнее речь.

— Они, — говорил Акопян, — всякую вещь пытаются окружить туманом… то есть, виноват, по их выражению это не туман, а дисперсная среда. А вот практического совета от них не добиться. Спрашиваю: почему лампы текут? Почему воздух в них? Аркадий Васильевич отвечает: адгезия плохая. Профессор Болтов опровергает: нет, тут в когезии дело… Эта терминология — заговор против нас, простых смертных…

118