Магнетрон - Страница 110

110

Но Веснин, отстранив Муравейского, уже сам читал это письмо.

Совершенно невозможно осуществить прибор, предлагаемый Рониным, — писал профессор Беневоленский. — Предложенная конструкция нарушает все принципы электровакуумной техники. Невозможно поместить активный катод с высокой эмиссией в магнетроне. Невыгодно и бессмысленно разбивать колебательный контур на отдельные, независимые камеры. Замена одного резонатора многими — это есть регрессивный шаг. По этому принципу абсолютно невозможно создать действующий прибор…

— Володя, мы поступили бестактно не потому, что прочли письмо, а потому, что создали работающий многорезонаторный прибор, Мы нанесли профессору Беневоленскому оскорбление действием.

Веснин, который так горячо спорил с Муравейским о высоких принципах советского изобретателя, ни разу не остановил его, когда тот, говоря о магнетроне, упорно называл этот прибор «нашим».

Инженеры не заметили, когда к ним подошла сотрудница архива Комподиза.

— Я вас просила не читать переписку! — возмутилась она.

— Благодарю вас! Простите… — сверкнув глазами и затем низко склонив голову, произнес своим проникновенным баритоном Муравейский.

Сотрудница улыбнулась, взяла папку с заявкой Ронина и подписала обоим посетителям пропуск на выход.

Инженеры вышли на Невский проспект.

— Видите ли, Владимир Сергеевич… — начал Муравейский. — Вероятно, вы в отношении магнетрона больше правы, чем я. Но чтобы довести эту адову работу до конца, надо надеть на себя шоры и не смотреть по сторонам. А я не могу, не могу… Нужна какая-то эмоциональная тупость… простите меня, Володя… но действительно тут требуется известного рода ограниченность, чтобы всецело отдаться работе в надежде лишь на то, что когда она будет кончена, то к вашему пирогу присоседятся пайщики с большими ножами и хорошим аппетитом и каждый будет вопить: мое, мое!

Веснин почти не слушал Муравейского. Ему было грустно оттого, что теперь он остается один, и он думал, что, быть может, в Ронине он найдет себе товарища по работе. Но если бы он и вслушивался в слова Муравейского и вдумывался в их смысл, то все равно он не догадался бы причислить начальника бригады промышленной электроники к тем пайщикам в дележе пирога, о которых тот говорил с таким ожесточением.

Михаил Григорьевич вдруг хлопнул Веснина по плечу и воскликнул:

— Вольдемар, еще не поздно! Я могу вас спасти. Если вы решили все отдать Ронину, то с какой стати класть вам свою голову на плаху на этом совещании, которое созывает Артюхов? Хотите, я ушлю вас в срочную командировку? Тогда совещание. отложат на неопределенное время…

— Не искушай меня без нужды… — пропел в ответ Веснин.

— А у вас хорошая память! — засмеялся Муравейский. — Но если будет нужда, то стоит вам только захотеть…

— Во цвете лет свободы верный воин, перед собой кто смерти не видал, тот полного веселья не вкушал! — засмеялся Веснин. — Миша, обратите внимание — теперь я не только Баратынского, но самого Пушкина знаю.

На этом они расстались.

Муравейский напевая свою любимую песенку о мельнике, который «в движенье должен быть, в движенье, в движенье…», пошел хлопотать по своим так называемым «левым» делам. Веснин вернулся на завод, в лабораторию. Ваня Чикарьков и Костя Мухартов все еще возились с вакуумной установкой. Веснину очень хотелось показать на совещании действующий прибор.

— Трансформатор-то мы починим, — сказал Чикарьков.

— На поле боя слышались стоны и крики мертвецов, — вспомнил Веснин студенческий анекдот.

Было ясно, что построить новый магнетрон к совещанию невозможно. Даже вакуумную схему нельзя было отремонтировать за такой короткий срок.

Насвистывая похоронный марш, Веснин вышел из лаборатории.

О мыслящих машинах

На другой день Веснин ушел с завода точно по звонку. Он решил отыскать Ронина. Ему не терпелось узнать, чего достиг Арнольд Исидорович в работе над магнетроном.

Он не знал адреса Ронина. Но разве не довольно было знать, какой столик тот занимает в спецзале Публичной библиотеки?

«Да, проще всего зайти в библиотеку», — решил Веснин.

Но в читальне за столиком Ронина сидела та самая смуглая, молодая особа с усиками, которая сомневалась в диссертабельности биографии бабы-яги в тот день, когда Веснин познакомился с Рониным.

Веснин не утерпел и, сделав вид, что рассматривает словари, которые стояли на полках за спиной молодой фольклористки, заглянул в ее тетрадь.

«…Записано от сказителя Перфильева, — прочел он. — Перфильев — слепой от рождения. Одет опрятно. Пользуется уважением односельчан как хороший рассказчик и знаток местных преданий. Кащей бессмертный в его сказках является типичным представителем вырождающегося купечества. Он чарочку не прочь выпить и побалакать с прохожим добрым молоддем…»

«Кто, Кащей или Перфильев не прочь выпить чарочку?» — подумал Веснин.

Подавив улыбку, он отошел от столика.

Знакомая старушка, дежурившая на выдаче книг, сказала Веснину, что Ронин не приходит заниматься уже давно, а ручку, которую он забыл в последний раз, она по ошибке отдала другому читателю, но, к сожалению, не помнит кому.

— Если вы увидите Ронина, передайте ему мои извинения. Ручку я непременно ему откуплю, если смогу такую найти. На ней было перо с иридиевым наконечником. Но я не теряю надежды, что мне ее еще вернут. Ведь в наш зал ходят такие культурные читатели, все с высшим образованием… Разве человек с высшим образованием может присвоить чужую ручку, если он взял ее по ошибке?

110