Магнетрон - Страница 109

109

— По-моему, ваше крылатое существо поставило себе целью нарушить все правила технического черчения, — ворчал Михаил Григорьевич, рассматривая чертеж. — Что это по-вашему, нормальное сечение или аксонометрия? Нет, вы взгляните на стрелки — крючки какие-то рыболовные. А как вам нравится стиль надписей? Разрез по экватору. Протуберанцы электронного облака. Серебряные петли для вывода электронных псевдоакустических колебаний. Псевдоакустические, а? Каково? Псевдоакустические! — то с придыханием, то с присвистом, и пришепетывая, и сюсюкая, и рыча, повторял Муравейский этот злополучный термин, в то же время внимательно, вместе с Весниным, читая описание.

— Бросьте, Миша! Не над чем тут глумиться. Мы совсем недавно пришли к идее многорезонаторного магнетрона, а Ронин, оказывается, такой магнетрон предложил еще в 1932 году. Заявка Ронина составлена значительно подробнее и квалифицированнее, чем та заявка, которую мы представили весной. У нас была только общая, расплывчатая идея об аноде, который разделен на несколько частей. Это мы уже потом пошли вперед. А у Ронина дана многорезонаторная конструкция. Если откинуть выбранную им терминологию, которая, быть может, только с непривычки кажется смешной, то надо признать, что в заявке Ронина исчерпывающе описан именно тот тип магнетрона, который впервые дал волны длиной в десять сантиметров в лаборатории нашего завода. А в нашей заявке ничего хорошего не было.

— Увы, — вздохнул Михаил Григорьевич, — нас постигла такая же трагическая судьба, что и Элию Грея. Вы знаете эту историю. Грей подал в Вашингтонский патентный департамент заявку на телефон. Два часа спустя такую же заявку принес Грахам Бэлл. По ошибке патентного чиновника заявка Бэлла была зарегистрирована раньше, нежели заявка Грея. И патент был присужден Бэллу. Тот стал обладателем состояния, исчислявшегося семизначным числом. А Грей умер в нищете. Только много лет спустя после смерти Грея патентный чиновник признался в своей ошибке, и мир понял, что патент был присужден неправильно. Теперь эта история про Бэлла и Грея вошла во все учебники. Однако покойному от этого не стало легче.

— К чему вы ведете, пересказывая этот старый анекдот, мне понятно, — возразил Веснин. — Я вас слишком хорошо знаю, чтобы не понять. Но между нами и изобретателями телефона нет никакой аналогии. Вы забываете об одном обстоятельстве: мы живем в Стране Советов. Делая авторскую заявку, советский изобретатель тем самым предоставляет право распоряжаться его предложением государству. Советские граждане, как правило, не требуют патентов на свое изобретение. И мы ведь заявляли не патент, а авторское свидетельство. Государство распоряжается предложением изобретателя, как найдет наиболее целесообразным. У нас в Союзе изобретатели не соперники, не враги, а сотрудники. Мы должны найти Ронина и поговорить с ним.

— А блюдечко с голубой каемочкой у вас есть?

Веснин с недоумением посмотрел на Муравейского.

— Нет, я просто поинтересовался, — пояснил Михаил Григорьевич, — на чем имеете вы в виду поднести Ронину наш магнетрон. Ведь серебряного подноса у вас нет.

— Бросьте! Я с вами говорю совершенно серьезно. Тут не до смеха. Мы истратили довольно много денег на эту работу. И это не мои личные деньги и не ваши. А если подсчитать, то сумма получится немалая даже для такого гиганта, как наш завод.

— Никто не сможет доказать, что мы эти деньги прокутили или истратили на подношения любимым девушкам. И главный бухгалтер завода, всеми нами уважаемый Павел Иванович Бельговский, папа Юрочки Бельговского, не сделает уголовного преступления, если занесет эту сумму в общезаводскую книгу потерь и убытков. Рассуждая в общегосударственном масштабе, мы смело можем сказать, что мировая революция не пострадает оттого, что суммы, потраченные вами в процессе опытов, будут занесены не в ту книгу, что толкует о прибылях и доходах. Не все, что поспевает, идет в кладовую, как говорит наш теоретик товарищ Кузовков.

— Миша, но ведь вы сами понимаете, что магнетрон — дело нужное. Бросать эту работу нельзя. Мы заинтересованы не в том, чтобы непременно отстоять за собой первенство, а в том, чтобы создать наилучший вариант прибора из всех возможных.

Веснин поставил локти на стол и подпер голову кулаками. Казалось, что он не Муравейскому отвечает, а убеждает самого себя. Он говорил, не глядя на собеседника и не обращая внимания на то, слушает его Муравейский или нет.

— Возможно, что, кроме заявки Ронина, есть еще в Советском Союзе аналогичные предложения. Но тем не менее, Миша, мы должны продолжать работу.

— Володя, я не девушка, не уговаривайте меня.

— И я, конечно, прав, — продолжал Веснин. — Ведь, по положению об изобретательстве, вознаграждение полагается не только тому, кто предложил новую идею, но и тем, кто помог ее осуществить, кто внедрил это предложение в практику. Государство поощряет труд коллективный. И это, конечно, правильно. Одна головешка и в печи не горит, а две и в поле дымятся.

— Хотите идти к Ронину?. Идите. Если окажется, что это действительно тот Ронин, передайте ему привет от бывшего старосты группы ЭА-30 и скажите, что волны, о которых он пел нам, мы усвоили.

— Миша, что вы делаете? Ведь нас просили переписку не читать!

— Что значит «просили»? Раз мы уже сюда дорвались, то было бы идиотством не прочесть. Вот передо мной письмо профессора Беневоленского из Московской лаборатории электромагнитных колебаний. Туда был послан третий экземпляр заявки Ронина для отзыва на полезность. Зажмурьтесь и отвернитесь, а я прочту вам вслух. Чрезвычайно интересный документ, честное слово.

109