Магнетрон - Страница 61


К оглавлению

61

Мистер Френсис, приподняв одну бровь, заносил себе в блокнот отдельные мысли технического директора такого превосходно организованного завода.

Константин Иванович рассказывал о цехе будущего так, словно он только что побывал там:

— Стрекочут механизмы, навивающие сетки, булькает масло в насосах откачки. Бесшумно работают машины, запечатывающие, заваривающие баллоны ламп. Без единого прикосновения человеческой руки создается сложный электронный прибор. С легким звоном скользят ряды готовых, испытанных, проверенных ламп, входя в последний, упаковочный сектор агрегата… Впрочем, мы увлеклись, — прервал себя Студенецкий. — Revenons a nos moutons! Возвратимся к нашим овечкам, — повторил он французскую поговорку по-русски. — Сейчас я вас провожу на ваше поле битвы, — обратился он к Френсису снова по-английски.


Оборудование, закупленное Студенецким в США, предназначалось для производства цельнометаллических ламп.

Стальная оболочка лампы соединяется с основанием лампы контактной электросваркой. Сварочная машина, необходимая для этого, весит больше десяти тонн. Поэтому помещение для нового, «американского» цеха было выделено в первом этаже.

Инженеры вышли из цеха радиоламп на лестничную площадку и стали спускаться вниз. Впереди Студенецкий с Френсисом, и на расстоянии лестничного пролета — Рогов, Веснин И Муравейский.

— Слыхали, джентльмены, — обратился Михаил Григорьевич к своим спутникам, — как наш старикан говорит на иностранных языках? По-французски как настоящий француз. По-английски уж конечно лучше, чем этот маленький американец. Я сам никогда так не смогу говорить. И это возбуждает во мне зависть. Наш шеф действительно настоящий европеец. Человек старой европейской культуры, инженер европейского склада. Поверьте, не только мы, но и Френсис ему в этом завидует.

— И пускай себе на здоровье завидует, — сказал Рогов, — но почему вы решили, что завидуем мы с Весниным, совершенно непонятно. Согласен, Константин Иванович человек культуры старой, европейской. Ну, а мы люди культуры советской, новой, молодой. Какого черта в Лиге наций все говорят по-французски! Пусть учат русский язык. Мы еще доживем до того времени, когда наш язык станет языком международных сношений.

Студенецкий и Френсис уже вошли в цех, и молодым инженерам пришлось догонять их почти бегом.

Ни одного станка в цехе еще не было. Посреди огромного пустынного зала стояли новенький письменный стол и высокая вешалка, сваренная из труб, выкрашенная алюминиевой краской.

Френсис достал из кармана замшевый футляр, щелкнул застежкой — из футляра выскочили складные плечики; щелкнул еще раз — и плечики раскрылись. Френсис накинул на них свое пальто и повесил на вешалку.

Студенецкий развернул на столе большой лист синьки.

— Я хотел бы оставить вас в цехе до окончания монтажа, — сказал Студенецкий Веснину.

«Работа по монтажу цехового оборудования оставит мне еще меньше времени для занятий магнетроном, — подумал Веснин… — Но ведь, в конце концов, все неурочное время в моем распоряжении. Нет, магнетрон ни в коем случае не пострадает! Я вытяну обе работы!»

Муравейский полагал, что он сам был бы куда более на месте в новом цехе, чем инженер его бригады Веснин.

— Старик меня не любит. Знает, что я его вижу насквозь, — говорил Муравейский инженеру Степановой, вернувшись в лабораторный зал.

— У вас с ним поразительное сродство душ, — улыбнулась Нина Филипповна, — вы оба стремитесь вверх.

«У нее прелестные зубы», — уже не первый раз за время их совместной работы отметил про себя начальник бригады.

— Да, я опоздал родиться, — вздохнул он. — В 1812 году я был бы гусарским офицером. Представляете, светлейший князь Кутузов крестит меня, целует в лоб и говорит, обливаясь слезами: «Завидная доля ждет вас, гвардии ротмистр Муравейский. Благословляю вас на подвиг». И я скачу, сверкая лезвием шашки, пришпоривая лихого коня.

— Лихому коню, не надо шпор, — возразила Степанова, — но гусарская форма вам действительно была бы к лицу.

— Да, я опоздал родиться, — повторил Муравейский.

Он услыхал знакомый низкий гудок и, выглянув в окно, увидел, как великолепный «Линкольн-Зефир» выезжает из ворот завода.

— Если бы вы знали, Нина Филипповна… — повернулся спиной к окну Михаил Григорьевич, — если бы вы только могли понять, как мне противны наши трамваи, автобусы… весь этот, с позволения сказать, наш современный транспорт… Когда я смотрю на этот «Линкольн-Зефир», я слышу, что пепел Клааса стучит в мое сердце. Почему это — одним все, а другим ничего?

Степанова молча продолжала работу.

— Черная стрелка обходит циферблат, быстро, как белка, колесики стучат! — внезапно запел Муравейский и поднес руку с часами к уху. — Тикают, оказывается, хотя я и забыл их завести. Простите, Нина Филипповна, меня ждут в цехе.

Гусарский ротмистр торопился в ремонтную мастерскую, где взялись во внеурочное время выполнить заказ на редукторы для сельдерихинской карусели.

Монтаж цеха



Подростком Веснин работал монтером на киевском кабельном заводе «Укркабель». В те годы промышленность Советского Союза переживала свой младенческий возраст. В ту пору многие инженеры еще плохо представляли себе, как будут выглядеть те заводы, которые они строили и расширяли. Большинство монтажников индустриальных строек были убеждены, что на новостройках инженер, мастер не могут заранее наметить себе точную линию работы.

61