В цехе радиоламп инженеры подошли к сборочному столу, где работала мастером Любаша Мухартова
Муравейскому нравилось, когда девушки вспыхивали и краснели.
— Любаша, дайте ножку… — нараспев обратился он к молодому мастеру.
Но Любашу Мухартову было не так легко смутить.
— Осторожнее, Михаил Григорьевич, — сказала она, — не обожгитесь. — Открыла печь отжига, достала оттуда пинцетом стеклянный диск-ножку и протянула Муравейскому.
— А вы остыньте, не торопитесь, — не унимался Муравейский. — Дайте мне ножку собранную…
— Здесь цех, а не цирк, — угрюмо перебил Михаила Григорьевича сменный инженер цеха Рогов.
Любаша вспыхнула и отошла к другому концу стола.
Взяв со стола несколько собранных ножек, Муравейский и Веснин подергали места сварки пинцетом, осмотрели их в лупу. Никаких дефектов не было видно.
Веснин снял крышку со сварочного прерывателя и стал наблюдать за его работой.
По словам Фогеля, наибольший брак был на сварке анодов.
Муравейский склонился к оробевшей от его присутствия молоденькой работнице Клаве Соленовой. Некоторое время он молча наблюдал, как Клава накладывает половинки анода на траверзы и зажимает их электродами сварочного клюва. Михаилу Григорьевичу было ясно, что причины брака надо искать не на этой несложной операции, но, наслаждаясь смущением хорошенькой работницы, он решил еще немного ее помучить.
— Подумайте, Владимир Сергеевич, — начал Муравейский, не отрывая взора от Клавы, — подумайте, весь грандиозный аппарат завода: лаборатории, конструкторское бюро, дирекция, — существуют лишь для того, чтобы эта девушка могла здесь орудовать своим пинцетом. Ведь только она и ее подруги производят общественно необходимые ценности, они делают товарную продукцию. А мы все — это накладной расход. Да, да, несколько сот процентов накладных расходов!
Эта тирада, предназначенная для Клавы, не вызвала у сменного инженера Рогова такого взрыва возмущения, как предыдущий разговор Муравейского с мастером линейки Любашей Мухартовой.
— Полная техническая документация, относящаяся к этому высокочастотному пентоду, — продолжал Муравейский, взяв из рук Клавы собранную ножку, — это целый шкаф толстых томов, запертых в помещении центрального заводского архива. Один том из этого шкафа находится у начальника цеха радиоламп. А у нашего досточтимого друга Григория Тимофеевича Рогова есть из этого тома лишь тоненькая тетрадка. У мастера линейки… — Михаил Григорьевич бросил пламенный взгляд на Любашу, — у мастера линейки один листок — инструкция по сборке… Верно я говорю, товарищ Мухартова?
И Муравейский с любопытством взглянул на Рогова. Но Рогов на этот раз ничего не сказал, только стиснул зубы, и на щеках у него, над скулами, заиграли желваки.
Любаша опять зарделась и опустила глаза.
Муравейский вновь склонился к Клаве:
— А у этой скромной девушки нет никакой письменной документации. Она получает лишь словесное указание мастера Любови Ильиничны: анод брать в правую руку, а траверзу — в левую… И эти маленькие ручки с таким ярким маникюром выполняют план, они подписывают решающий приговор многотомным инструкциям. А мы… А мы, Володя, — неожиданно повернулся к Веснину Муравейский, — нам с вами здесь делать нечего. Все операции сварки в порядке. Пошли к себе домой, в лабораторию.
— Но в готовых лампах электроды отваливаются, — возразил Веснин. — Следовало бы посмотреть, что делается на заварке и откачке.
— Это нас не касается. За это отвечаем не мы, а главный технолог Август Августович. Короче говоря, Гутя Фогель.
Но Веснин не пошел к выходу, а остановился у заварочного станка.
Пожилая работница в белых асбестовых перчатках размеренными движениями брала собранные ножки радиоламп, вставляла их в гнезда станка и накрывала стеклянными колбами. Затем она поворачивала рычаг, и пламя газовых горелок ударяло в то место, где ножка соприкасается с колбой.
Лампа вращается среди колеблющихся языков пламени. Проходит секунда, вторая, и сквозь прозрачное пламя газа проступает вишневый, переходящий затем в оранжевый, накал стекла.
Еще мгновенье — и колба спаяна с основанием. Работница в асбестовых перчатках снимает горячую заваренную лампу и переставляет ее на откачной автомат.
Муравейский подошел к Веснину:
— У вас, Володя, на редкость вдохновенное лицо, когда вы смотрите на старушку в белых перчатках. Такое выражение лица я видел у моего друга юного художника Васи Светлицкого, когда он рассказывал об улыбке знаменитой Джоконды. И, однако же, она, то есть старушка, а не Джоконда, тут решительно ни при чем. Взгляните лучше, как идет нагрев ламп на откачном автомате.
Веснин подошел к автомату откачки.
Объем баллона радиолампы чуть побольше наперстка. Высокое разрежение — высокий вакуум — устанавливается в лампе сразу же при подключении ее к насосу. Но лампу нельзя тут же запаять — высокий вакуум в ней не сохранится. Из всех внутренних частей лампы сочатся газы. Эти вредные посторонние газы легко удалить при нагреве. Для нагрева внутренних частей радиоламп применяется индукционный метод — производится передача электроэнергии без проводов через стекло баллона.
Лампа входит в катушку, которая питается высокочастотным током. Быстропеременный электромагнитный поток, возбуждаемый катушкой, пронизывает стеклянную оболочку, вызывает вихревые токи в металлических деталях внутри лампы.