Магнетрон - Страница 280

280

— Простите, какие шляпы?

— Как? Вы там, в Ленинграде, еще не слыхали о многошляпной системе работы?

— О многостаночном обслуживании знаю, а об этом не слыхал.

— У Мстислава Львовича много совместительств, — с явным удовольствием начал Беневоленский. — Утром он объезжает учреждения и институты, в которых числится, оставляя в каждом на своем письменном столе шляпу. И в течение дня на вопрос: «Где профессор Рокотов» — сотрудники отвечают: «Был, скоро будет, шляпа на столе». К концу дня Рокотов делает второй объезд. И тогда спрашивающим говорят: «Был с самого утра, но уже уехал. Шляпы нет».

Откинув назад свою львиную гриву, профессор Беневоленский подошел к Веснину и с царственной снисходительностью пожал ему руку.

— Глядя на вас, юный коллега Весничкин, — сказал Беневоленский, — я невольно вспоминаю слова Гейне о жителях университетского города Геттингена. Они, говорит поэт, делятся на студентов, профессоров и скотов, причем две последние категории строго не разграничены. Не поручусь за точность цитаты, но приблизительно общий, так сказать, смысл ее, квинтэссенция сводится к тому, что поэт не понимает, каким образом господу богу удалось сотворить столько сволочи. Разумеется, я не хотел бы, чтобы вы восприняли это грубо утилитарно, но, увы, не раз и не два придется вам еще вспомнить эти слова поэта, поскольку вы сами теперь приобщились к сословию, которое, говорит Гейне, очень многочисленно, точно песок морской, или, вернее говоря, точно грязь на берегу морском.

Академик Волков

Никита Степанович Рубель подошел к Веснину, чтобы поздравить его, обнять и поцеловать. Бравый моряк не имел в виду ограничиться только лишь одними объятиями. Ему хотелось пригласить новоиспеченного доктора технических наук к себе, чтобы за бутылкой настоящего ямайского рома вспомнить о первой встрече на борту «Фурманова». Но довольно было Рубелю взглянуть на Веснина, чтобы понять: человеку сейчас не до рома. Еще раз пожав Веснину руку, Рубель с ним расстался. Веснин хотел позвонить Вале. Он не знал, когда она едет, куда едет.

— Позвольте, па-азвольте, молодой человек! — С этими словами Волков взял Веснина под руку почти насильно и потащил, на улицу.

У подъезда стоял автомобиль. Это была машина нового, в то время только осваиваемого Горьковским автозаводом типа «М-1».

— Прошу вас! — сказал Волков Веснину, распахивая перед ним дверцу.

— Простите, — смутился Веснин, — я пойду пешком, моя гостиница совсем недалеко…

— Ни в какую гостиницу вы не пойдете! — возразил Волков. — Присуждение степени, да еще при таких обстоятельствах, надо обмыть. Николай Николаевич Кленский уже записан у меня первым в очереди желающих произнести тост в честь вас. Поехали ко мне!

Веснин не успел ничего возразить, потому что был вежливо, но властно втолкнут в автомобиль. Веснин очутился рядом с Кленским, который тут же подвинулся и пожал своему бывшему ученику обе руки:

— Горжусь, горжусь вами!

— Простите, но мне надо в гостиницу, — пролепетал Веснин.

— Где вы остановились? — спросил Волков, включив зажигание и нажимая на стартер.

Веснин назвал гостиницу.

— Николай Николаевич, — обратился Волков к профессору Кленскому, — запишите, пожалуйста.

Кленский записал, но Веснин, хотя он и плохо знал Москву, увидел, что машина свернула к Крымскому мосту, то есть в направлении, прямо противоположном тому, по которому надо было ехать к гостинице.

— Да, позвольте! — спохватился Волков. — А номер вашего телефона в гостинице?

Веснин назвал номер и еще раз повторил адрес гостиницы.

— Николай Николаевич, пожалуйста, запишите, — снова попросил Волков. — Возможно, это излишняя предосторожность, но создатель «Кахетинского» и «Цинандали» Алексей Дмитриевич Егоров — мой лучший друг. Он к сегодняшнему дню прислал мне небольшой ящичек из Грузии… Я далек от мысли за один вечер сделать из Владимира Сергеевича настоящего знатока, но познакомиться с лучшими марками вин будет ему очень полезно. — Теперь, когда мы, доктор Веснин, знаем и ваш адрес, и номер телефона, вы сможете пить и не тужить.

— Я, право, совсем не готов к тому, чтобы провести этот вечер в гостях, — пробормотал Веснин.

— Полноте, не отказывайтесь от вина, которое мы пьем не так-то уж часто! — возразил Кленский. — Егоров — специалист мирового масштаба. Его токай произвел фурор даже в Венгрии, на родине токайских вин… Впрочем, что касается меня, то я предпочитаю его мадеру.

— Я вас, Владимир Сергеевич, понимаю лучше, чем вы можете предполагать, — смеялся Волков. — Я точно так же упирался, когда меня, еще в бытность мою студентом, пригласил к себе… кто бы, вы думали? Михаил Осипович Доливо-Добровольский! Я говорю это вам отнюдь не для аналогии между мною и профессором Доливо, тут дистанция огромного размера. Но аналогия между моим тогдашним поведением и вашим сейчас есть. Трудно поверить, но я был застенчив, как деревенская девочка. А упирался я в основном оттого, что не знал, куда деть свои руки, когда сидишь в гостях. Потом меня актер Юрьев научил. «Вы, говорит, зажмите в левый кулак спичку и попытайтесь у нее отломить головку, а затем то же самое проделайте со следующей спичкой, и так до тех пор, пока не надоест». Я ему очень за этот совет обязан. Это занятие помогало мне перебороть смущение, которое я испытывал в юности, бывая в гостях.

Шедшая впереди огромная грузовая машина вдруг резко затормозила, и Волков вынужден был так же резко остановить свою «эмку». Облицовка радиатора почти коснулась заднего фонаря грузовика.

280