— Откровенно говоря — да.
— В таком случае, пошли бродить по Москве. Нам, провинциалам, полезно вдохнуть в себя немного столичной атмосферы.
Веснин, шагая рядом с Михаилом Григорьевичем, попытался заглянуть по пути в букинистический магазин, но Муравейский оттащил его от книжной витрины:
— Кто покупает редкие книги в Москве? Здесь они стоят много дороже, чем в Ленинграде, да и выбор хуже. Москвичи помешаны на книгах. Здесь иная книга стоит дороже отреза на костюм из настоящего коверкота. Если и углядите что-нибудь интересное, то все равно не купите. Поверьте слову опытного человека. Клянусь, я в студенческие годы некоторое время жил тем, что покупал редкие книги в Ленинграде и продавал их в Москве. Здесь вообще публика в этом смысле бешеная. Помню я, например, продал «Опасные связи» Шадерло де Лакло. Вы этого автора и не знаете, а я им кормился целый месяц… А вот и театральная касса!
Над столиком, где продавали билеты, Веснин увидел афишу с портретом темноглазой экзотической певицы.
— Это Марион Андерсон, — сказал Муравейский. — Я жажду попасть на ее концерт. За всю свою жизнь я не видел ни одной живой негритянки. Негра видел однажды на Красной площади, ну, а негритянку не доводилось повидать. И вообще, моим музыкальным образованием пренебрегали в детстве. Только сейчас явился руководитель… я уже, кажется, говорил вам о нем… некий Стефан Старков, философ! — Муравейский достал бумажник. — Искусство, как известно, требует жертв. Пожертвуем.
Михаил Григорьевич уплатил в кассу и затем помахал перед носом Веснина розовой бумажкой с двумя ярко-лиловыми печатями:
— Вот полученные за наличный расчет два пропуска в рай на завтрашний вечер!
— Я не уверен в том, что смогу завтра пойти, — пробормотал Веснин.
— Я вовсе не навязываю второго билета вам, — усмехнулся Муравейский. — Я, признаться откровенно, не умею слушать музыку, если рядом со мной нет симпатичной мне девушки. Да, женщины умеют, слушая, переживать все оттенки мелодии и все особенности исполнения. Музыка их очень красит. Сидя с дамой, я получаю двойное наслаждение: от игры виртуоза и от отраженной игры женского лица.
Время было уже спешить на прием, и Веснин почти бегом бросился в Главное управление.
Поднимаясь с Весниным по лестнице и идя по коридору к кабинету Дубова, Муравейский все еще развивал свою мысль о том, как женщина красит искусство и как искусство украшает женщину.
Во все эти тонкости, оказывается, Михаил Григорьевич был посвящен все тем же Степаном Кондратьевичем Старковым— товароведом «Гастронома № 1».
Инженеры вошли в приемную и направились к столу секретаря.
— Вас Лев Дмитриевич примет, как было назначено, в тринадцать часов, — сказала секретарь, услыхав фамилию Веснина. — Пойдут два товарища, которые ожидают, а затем вы.
Муравейскому она посоветовала обратиться в плановый отдел к товарищу Тимофееву.
— Семен Яковлевич Тимофеев очень милый человек, — сказал Муравейскому Веснин, когда они отошли от стола. — Это он составлял приказ об организации КБ-217.
— К нему-то я всегда успею, — возразил Муравейский, — да вот… — Муравейский замялся. — Вас тут… бросить вас одного будет не по-товарищески. Я думаю, лучше нам вдвоем войти в кабинет. На миру и смерть красна. Крепитесь, я вас не выдам. Грудью постоим за начальника КБ-217.
Веснин не сказал, как он сделал бы это год назад: «Спасибо, Миша», но и возражать тоже не стал.
— Простите, — обратилась секретарь к Веснину, — вы ведь явились сюда, как видно, прямо с вокзала. Забронировать вам место в общежитии наркомата?
— О, не беспокойтесь! — отвечал за Веснина Муравейский. — Мы из одного города, с одного завода, приехали по одному и тому же делу, и, уж конечно, я не оставлю приятеля на улице. У меня, благодаря вашим заботам, роскошный номер, и я смогу в той же гостинице устроить Веснина не хуже.
— Роскошный номер?
Секретарь на мгновенье отвела глаза от бумаг:
— Но я ведь дала вам лишь записку с просьбой предоставить место в общежитии…
— Остальное я устроил сам. Вы отнюдь не превысили власти по отношению к директору гостиницы. Все устроилось само собой через регистратуру. — И, склонив свою голову с идеальным пробором, Муравейский глубоким баритоном негромко спросил: — Вы разрешите конверт?
Она заглянула в ящик, вынула конверт и протянула Муравейскому:
— Пожалуйста.
Муравейский сам не знал, для чего именно он спросил конверт. Просто ему понравились искристые, пушистые волосы секретаря, ее глаза, немного изможденное лицо, и ему не хотелось уходить от стола. Получив конверт, Муравейский тут же определил его назначение.
Он вынул из бумажника один из двух билетов на концерт, вложил билет в конверт, тщательно заклеил, надписал: Вам лично, совершенно секретно — и положил конверт на стол перед секретарем. Затем, скромно потупив взор, Михаил Григорьевич отошел к Веснину:
— Маэстро, запишите номер вашего будущего телефона в ваших апартаментах.
— Но как же вы, Миша, заранее это знаете?
— Очень просто, дитя. Я получил в гостинице двойной номер. Со свойственной мне гуманностью, я предлагаю вам въехать на свободную половину. Найти место в московских гостиницах не так-то просто.
Веснин записал адрес и номер телефона.
— Ваша очередь, товарищ Веснин, — сказала секретарь.
Муравейский тотчас встал и направился к кабинету. Пропустив Михаила Григорьевича вперед, Веснин вошел за ним. Муравейский ступил на толстый ковер и твердым шагом проследовал к столу, за которым сидел Дубов.