Магнетрон - Страница 236

236

Он помнил, как Лариса Евгеньевна пришла к ним домой, когда они с отцом вернулись с похорон матери. На окне у Толи стоял ящик, в котором он проращивал горох. Одни горошины лежали, разделившиеся на две дольки, из них дугой тянулся к земле белый нежный корешок. Другие уже пустили вверх два зеленых листика.

«Горошина уже не живет, — говорила Лариса Евгеньевна Толиному отцу, — а растеньице тянется к солнцу, на нем будут цветы, в цветах завяжутся плоды…»

Потом они с отцом вспоминали, как тяжело этой зимой болел Толя скарлатиной.

«Для нее было бы ужасно потерять единственного ребенка, — говорила Лариса Евгеньевна. — Нет существа несчастнее, чем мать, у которой погибло дитя… Для нее это было великой радостью, что Толя выкарабкался. Надо за ним последить. Он еще не совсем оправился с зимы».

«Все это, конечно, не к чему рассказывать Володьке, — думал Сидоренко. — Но все же подготовить его надо. Пусть знает, что мать смертельно больна».

Сидоренко казалось, что Регана заинтересовала его товарища. И Толя боялся, что Веснин может после конференции еще задержаться здесь и не сразу поехать в Киев.

«И в этом будет моя вина, — думал Сидоренко, — надо было мне его предупредить. Я скажу ему, что жизнь человека подобна волне. Она бежит, вздымается и затем неизбежно падает, разбивается… Я скажу это ему сейчас же, как только он войдет. Не к чему заставлять его развлекаться в то время, как у него мать так тяжело больна».

Когда Сидоренко в своих мыслях дошел до этого решения, к нему приблизился официант — красивый старик в черном фраке и с салфеткой на руке. Сидоренко попросил приготовить ужин на шесть человек.

— На шесть персон? — почтительно переспросил официант.

— Какие там персоны! Просто товарищеский ужин.

— Угодно ужин обыкновенным порядком или ужин экстра?

— Пожалуй, — сказал Толя, — можно бы и экстра, если только это не того… Я, видите ли, нахожусь в командировке…

— Гастроном с ограниченным состоянием, — все так же почтительно продолжал официант, — должен полностью довериться лицу, знающему толк в данном предмете. Этим будут избегнуты лишние траты и удовлетворен самый тонкий вкус.

— Совершенно верно! — обрадовался Сидоренко. — Я невежда в области гастрономии: ем все, без всяких прихотей.

— Кто назовет гастрономию прихотью, тот жестоко ошибется. Что же касается ужина, то нам следует знать: отдаете ли вы предпочтение потаж консоме или потаж пюре? Ибо от этого будет зависеть меню.

— Есть вопросы, — сказал Сидоренко, — в которых я разбираюсь, но консоме и пюре — это не по моей части.

— Каждый хозяин, дающий ужин, — возразил старик, — трудится умственно, иногда очень долго, изыскивая способ, как бы в этот раз получше принять своих многочисленных гостей, заинтересовать их неожиданною новостью в удачном убранстве стола. Умелое устройство ужина обнаруживает искренность и внимание хозяина к гостям и надолго оставляет в их сердцах сладостное впечатление.

— Ладно, — поморщился Сидоренко.

— Молодой человек, — торжественно продолжал старик, — я был Chef de cuisine Санкт-Петербургского дворянского собрания, а также князей Паскевича и Витгенштейна.

— С моей стороны, — сказал Сидоренко, — будет пока лишь одно пожелание: поставьте несколько бутылок лучшего пива.

Когда стол был накрыт и пиво поставлено, Сидоренко увидел входящего в зал Веснина.

— Тень Ронина меня усыновила, — продекламировал Толя, с удивлением взглянув на растерянное лицо товарища, — Исидором из гроба нарекла. Что с тобой, Володька?

— Я получил письмо, которое меня очень взволновало. Боюсь, что сегодня буду не очень веселым членом компании.

Сидоренко встал. Он подумал, что письмо это непременно из Киева и что в письме содержится ужасное известие.

Он подошел к Веснину и обнял его за плечи:

— Володя, ты не один… Знаешь, мне тоже…

— Ты вряд ли что-нибудь в этом поймешь, — сказал Веснин, — но для меня это большой удар… Конечно, я буду работать, буду делать то дело, которое считаю своей обязанностью, но, признаюсь, мне страшно. Страшно идти против течения…

Веснин вынул из кармана письмо и показал товарищу.

Сидоренко пробежал письмо и сначала действительно ничего не понял. Он ожидал совсем иного. Но, прочитав письмо вторично, Сидоренко закричал:

— Триодные генераторы! Да ведь это те самые близорукие приборы, которые я испытывал! Нет, Володя, этого допустить нельзя. Это будет с нашей стороны вредительство, если мы допустим, чтобы их утвердили.

— Ты испытывал триодные генераторы? — на весь зал завопил Веснин.

Оба молодых человека проявили такое бурное волнение, что бывший Chef de cuisine Дворянского собрания, а также князей Паскевича и Витгенштейна счел нужным подойти к столику. К своему удивлению, он убедился, что жигулевское пиво все еще стоит на том же месте, куда он его поставил, и все бутылки еще закупорены. Успокоившись относительно этого столика, старик направился в другой конец зала, где разговор шел также несколько оживленнее, чем это принято в общественных местах.

— Локатор на метровых волнах оказался совершенно непригодным для самолета, — повторял Сидоренко.

В потоке беспорядочных восклицаний в конце концов выяснилось, что Сидоренко работал летчиком-испытателем в лаборатории Горбачева.

— В прошлом году я был пассивной мишенью, и за мной следили радиолучом с наземной установки.

— Так это ты был Фиалка? — снова воскликнул Веснин. — Я ведь был у вас, когда испытывали прибор я свой.

236