Магнетрон - Страница 122

122

— Чувство реального, — сказал Студенецкий, — вот что всегда удерживает меня от того, чтобы думать о джиннах всерьез. Джинны теперь не в моде у нас в стране, мистер Френсис. В СССР процветает материалистическое течение мысли, а плыть следует по течению.

Лесть собеседника и собственные размышления привели Константина Ивановича в очень бодрое состояние.

— Да и вообще учтите, мистер Френсис: обладание джинном может иметь последствия не всегда благие для обладателя. Повторяю: учтите это Я расскажу вам для примера одну поучительную историю, совершенно в вашем духе… гм, гм… бам, бам… Итак, — откашлявшись, продолжал Студенецкий, — жил-был один бедняк. «Хочу корову!» — крикнул он, едва джинн успел выскочить из бутылки. Бедняк получил корову. Но у соседа появилось сразу две. Бедняк потребовал лошадь и получил ее. Но сосед получил две. И чего бы ни захотел бедняк, вернее — бывший бедняк, соседу доставалось это же самое в удвоенном количестве. «Почему это так?» — спросил бывший бедняк своего джинна. — «Потому, господин мой, что я служу также и твоему соседу, а ему на роду написано получать всего против тебя вдвойне». — «О, джинн, — сказал тогда наш герой, — сделай так, чтобы у меня лопнул один глаз!»

Тут Константин Иванович, по обыкновению, немного помолчал, чтобы дать возможность собеседнику полностью оценить новеллу о джинне.

— Увы, мистер Френсис, — выдержав паузу, вздохнул Студенецкий, — это так. Вы сами изволили заметить, что все мы люди, только люди. И я, как и многие, созданные господом богом из глины, завистлив, мстителен, зол. Мне опасно иметь джинна.

Константин Иванович затормозил. Машина остановилась напротив гостиницы «Астория». Френсис простился, спрыгнул на тротуар, прихлопнул дверцу машины и направился к подъезду. Студенецкий поехал дальше. Он вел машину, напевая свою любимую песенку:

Вверх, вверх, вверх,
Стремиться надо вверх!

Он проехал по той улице, где стоял его дом, но не остановил здесь своей машины. По пятницам он возвращался домой поздно.

Константин Иванович покровительствовал одной очень приятной внешне и утонченно воспитанной юной даме, которая имела пристрастие к литературе и под руководством Муравейского вырабатывала свое мировоззрение, о чем, впрочем, Константин Иванович не был осведомлен. Дама знала многих современных поэтов и прекрасно декламировала. Техническому директору электровакуумного предприятия особенно нравились в ее исполнении стихи поэта Василия Каменского:

Расхлобыстывая в журдубту
По зубарам сыпь дурбинушшем…

Один вечер в неделю Константин Иванович позволял себе отдохнуть от завода, от домашних забот, отвлечься от прозы и насладиться поэзией. За поэзией было забронировано время от 20 часов 00 минут по пятницам.

В субботу утром, за завтраком, он с добродушной покорностью слушал жалобы Натальи Владимировны:

— У меня опять начинается мигрень… Ваш носовой платок пахнет ужасно… Невыносимые духи, вульгарный запах…

— Невыносимо вульгарный запах, вульгарный запах… — напевал Константин Иванович, обдумывая по дороге на завод свой вчерашний разговор с Френсисом. — Да, все это скверно пахнет.

Френсис иногда обедал у технического директора, посещал концерты по его абонементу. Вполне возможно, ему приходилось выслушивать сетования Натальи Владимировны.

Студенецкий так живо представил себе голос и выражение лица, с которыми его жена могла бы жаловаться Френсису, что опомнился только, когда услышал резкие свистки и увидел бежавшего наперерез его машине регулировщика движения.

«Нет, — решил Константин Иванович, опустив в карман штрафную квитанцию, — с этим надо покончить…»

Незримые нити

На совещании по магнетрону в кабинете Жукова главный технолог завода Фогель предложил Мочалову: «Берите Веснина к себе в институт!»

Веснин не придал значения этой реплике. Мало ли что говорят в пылу спора. Важен был результат совещания — магнетронные работы получили официальное признание.

Иначе отнесся к восклицанию главного технолога Дымов. Он считал, что этим оскорблен весь коллектив заводской лаборатории. Дымова тревожила мысль, что Веснин после восклицания Фогеля, возможно, и в самом деле захочет покинуть завод.

Несколько дней спустя после совещания Дымов подошел к Веснину.

— Мочалов интересовался вами, Владимир Сергеевич, — начал Дымов, — мы с ним вчера говорили о вашей работе. Мне кажется, что в заводских условиях есть некоторые преимущества…

— Если бы я не работал на заводе, я вообще ничего бы не мог сделать! — горячо подхватил Веснин,

— Я рад, что мы в этом сходимся. — Дымов взял одну из негодных ламп с полки бессмертия, повертел ее в руках и снова положил в гнездо. — А все-таки вам следовало бы побывать в ГЭРИ. Надо посмотреть, как там работают, над чем думают… Если вы не возражаете, я позвоню Мочалову.

— Александр Васильевич говорил мне, что можно, что я могу…

— Он сам пригласил вас побывать в ГЭРИ? Так чего же вы не идете? Завтра же отправляйтесь.

От завода до Научно-исследовательского электро-радиофизического института — ГЭРИ, — которым руководил Мочалов, можно было пройти пешком через сосновую рощу. Веснин был впервые в этих местах год назад студентом, когда приезжал в Ленинград на практику. Тогда исследовательский институт еще только строился. Теперь главный корпус был освобожден от лесов Рядом воздвигались новые здания. Слева от дороги желтел песчаный карьер, из которого брали песок для строительства.

122