Магнетрон - Страница 115

115

Он замолчал, погладил опять свою холеную бороду и взглянул на Веснина. Тот рванулся к доске, но, прежде чем он успел произнести хотя бы слово, Константин Иванович, чарующе улыбнувшись, сказал тихим, кротким голосом:

— Я полагаю, что все участники совещания знакомы с тезисами доклада товарища Веснина. Мне хотелось бы предупредить Владимира Сергеевича, чтобы он не использовал свое время на чтение здесь популярной лекции о перспективах техники сантиметровых волн, о возможности видеть сквозь туман, в темноте, через дымовую завесу и сквозь тучи. Не стоит говорить в данной аудитории и о том, что, сконцентрировав эти еще не полученные нами волны, можно было бы создать так называемый разящий луч, способный воспламенить самолет в воздухе и корабль среди морских просторов, пробить любую броню и поразить скрывающегося за ней осла…

В этот момент дверь тихонько заскрипела, и в кабинет на цыпочках проник заместитель Студенецкого — главный технолог завода Август Августович Фогель. Он сел на стул у стены и весь устремился вперед, ловя каждое слово Студенецкого, который продолжал свое поучение:

— О так называемых лучах смерти имеется прекрасная статья профессора Беневоленского, где дается исчерпывающее разоблачение подобных проектов, включая нашумевшие опыты Риндель Мэтьюза… Собравшиеся здесь хотели бы сосредоточить свое внимание на конкретном вопросе: на проблеме генерирования сантиметровых волн при помощи магнетронов и, я бы даже сказал, на еще более узкой теме — а именно, что было реально в этой области достигнуто в лаборатории завода.

Он сел и, расправив бороду, опять посмотрел на Веснина.

* * *

Есть игра, по условиям которой нельзя говорить «черное» и «белое», «да» и «нет». Проговорившийся подвергается штрафу. И почему-то именно во время этой игры непременно так и просятся на язык ставшие запретными слова.

То же самое произошло с Весниным. Он вовсе не предполагал говорить о лучах, могущих разить врагов. Но теперь, после предостережения Студенецкого, ему стало казаться, что именно так и следовало бы начать доклад. Он говорил много хуже, чем мог. Стоило ему забыть о запретах Студенецкого, как он тут же ловил себя на том, что делает как раз то, о чем предостерегал его Кузовков: стоит спиной к слушателям, ходит взад и вперед перед доской, как маятник, крошит мел…

Таким образом, добрые и разумные советы Кузовкова, соединившись с недобрыми, но тоже очень разумными пожеланиями Константина Ивановича, дали последствия, весьма печальные для ораторского искусства Веснина.

Когда же наконец он справился со своими руками и овладел темой, его внимание приковал к себе слуховой аппарат Вонского. Веснин не мог оторвать взгляд от золоченой лиры, укрепленной на решетчатой крышке микрофона. Нестор Игнатьевич держал теперь микрофон своего аппарата не на столе, а в руке, на весу перед собой, поворачивая микрофон из стороны в сторону в направлении головы говорящего. Золотая лира бросала светлые зайчики на линолеумную доску.

Отведя глаза от Вонского, Веснин обратил внимание на стенографистку. Перо ее порхало по бумаге. Изредка она поднимала голову и взглядывала на Веснина. Это первый раз в жизни ему приходилось видеть, как записывают его слова.

Во все время доклада Веснин старался не глядеть туда, где сидели Жуков, Дымов и «сам Мочалов». Но когда взгляд Веснина случайно встретился со взглядом Александра Васильевича Мочалова, тот одобрительно кивнул и сказал довольно громко:

— Правильно, правильно, совершенно верно.

После чего Веснин уже не думал ни о своей привычке стоять лицом к доске, ни о запретах Студенецкого, и его речь потекла свободно. Нельзя сказать, что он говорил красиво, но зато все, что он хотел сказать, было изложено толково.

Дымов следил за этой то примитивно популярной, то вдруг узко специальной, иногда беспорядочной, но неизменно горячей и взволнованной речью Веснина, не доводя до своего сознания смысла отдельных слов. С содержанием доклада он был знаком, все, что относилось к лабораторному дневнику, ему было известно. Не вникая в сущность того, что сейчас говорил Веснин, он следил за тем впечатлением, какое производила эта речь на слушателей.

Рокотов пристально, словно прицеливаясь, смотрел на доску и затем, как пику, вонзал свое вечное перо в бумагу и точкой либо восклицательным знаком помечал отдельные фразы в тезисах доклада, которые были розданы присутствующим на руки. Вонский орудовал слуховой трубкой, делая короткую наводку то на Студенецкого, то на Веснина.

Заведующий лабораторией генераторных ламп инженер Цветовский не слушал доклада. Он держал перед собой толстую книгу и осторожно ее перелистывал. Дымов, обладавший хорошим зрением, прочел заглавие этой книги: Аварии в рудодобывающей промышленности. Дымов невольно улыбнулся. Цветовский оставался верен своей страсти — литературе, посвященной крушениям, взрывам, разрушениям, несчастным случаям. Этим он отвлекался от служебных и семейных неприятностей.

Кузовков, зная, что Дымов решил отстоять право Веснина на продолжение работы по магнетрону в лаборатории завода, и видя, как вообще нетерпеливый и горячий Аркадий Васильевич нервничает, стал рассказывать ему для успокоения одну легенду, которую выдал за подлинный случай: Вонского будто бы решили уволить с почетом из экспертного совета.

Вспомнили, что он жаловался на переутомление. Стали советовать ему в интересах Бюро новизны поберечь свое здоровье, уйти со штатного места. «В затруднительных случаях мы всегда будем обращаться к вам, но вы не должны будете ежедневно ходить на работу».

115